Камерные репортажи и житейские притчи

Юля, бывшая профессиональная акробатка, а ныне просто «достигатор» (как сама себя называла за то, что любила ставить задачи и неизменно их достигала; так и двигалась — от цели к цели), поднималась с группой в горы. Далеко впереди виднелся пик, куда предстояло добраться.

Чем выше — тем сильнее порывы ветра. Чем выше — тем холоднее. Многие достали из рюкзаков куртки и шапки.

Чем выше — тем труднее дышать. Чем выше — тем больше потеешь от усилий. И вот многие уже снимают эти самые куртки и шапки.

Созданные противоборством внутренних сил Земли, горы рождают в человеке противоречивые чувства и состояния. Здесь тебе немыслимо тяжело физически, и одновременно испытываешь столь же немыслимый восторг от пейзажей, от того, что облака — под ногами и ты словно бы поднимаешься в небо. Дела и заботы, которые всего пару часов назад казались самым важным в жизни, уходят куда-то далеко-далеко, и нет теперь ничего важнее, кроме как просто идти. Шаг за шагом. Навстречу бесконечности.

Ребята шли, кто как мог и как хотел. Некоторые сбивались в пары, в тройки. Одни ждали, пока подтянется вся группа, тем временем отдыхая на удобных камнях. Другие, мысленно разметив для себя путь на отрезки, не оборачивались, пока не доберутся до очередного «флажка».

Юля шла быстро, ровно, следила за тем, чтобы дыхание не сбивалось. Она не оборачивалась и не останавливалась. Не жалела себя, и в то же время во всех её действиях был удивительный порядок, свойственный спортсменам — профессионалам. Вдох — выдох. Шаг левой — шаг правой. Иногда ей казалось, что не она, а некая сила идёт вперёд, к пику, которого нужно обязательно достичь и достичь первой. Чувства и эмоции затаились, словно страшились ослушаться неумолимого возницу, управляющего повозкой-организмом.

Она дошла первой, но сильных эмоций по этому поводу не испытала. Будто поставила ещё одну галочку. Молодец, сделала. Посмотрела вниз, где тащились её товарищи. Испытала едва ли не физическую неприязнь — как можно быть такими слабыми? Как можно так медленно и некрасиво карабкаться? И сколько же придётся ждать их тут, наверху?

От нечего делать Юля стала рассматривать с высоты своих отставших попутчиков. Вот двое идут, держась за руки. А вон те шагают группой, всё время болтают и смеются. Хм, кто-то оборачивается к тянущимся в самом хвосте, спрашивает, не помочь ли, и, похоже, решает к ним спуститься — безумие!

Машка то и дело останавливается: смотрит вниз, а потом воздевает руки к небу. Молится, что ли? И чем она восторгается? А Гриша беспрестанно достаёт айфон, фотографирует. Не видно, кто из самых отставших раз за разом наклоняется. Камни собирает? Или горные цветы? Лёшка устроил привал для трёх девчонок: сели на камень, пьют травяной чай из его термоса (стоило такую тяжесть тащить с собой?).

«Эй, вы, давайте сюда скорее, вы ближе всех ко мне!» Смеются, не хотят торопиться…

И вот тут Юля внезапно ощутила, как её душат слёзы, и впервые не захотела их сдерживать. Осенила догадка: все эти люди не просто поднимались на горный пик, они — жили.

Почему же она так не могла? Куда спешила, чего пыталась достичь? Не чемпионат же это — просто поход!

Захотелось жить тоже. Броситься к тем, отставшим, болтать и обниматься, пить чай, тащить самых ленивых, разглядывать облака под ногами, испытывать боль и радость, страх и восторг.

Да, захотелось жить. Она пробежалась мысленно по своему прошлому и поняла, что жизнь, в сущности, утекала сквозь пальцы. Что разучилась радоваться победам, что в «достигаторстве» потеряла и какие бы то ни было смыслы, и саму себя.

Именно в это мгновение она ощутила, что стала иной. Живой. Что знает, как жить не откладывая, прямо здесь и сейчас.

Перед ней возникло на миг предвкушаемое будущее, слилось с настоящим и исцелило прошлое. Юля легла на землю, теребила в пальцах горный цветок, следила взглядом за парящим в вышине орлом, говорила с собой и с Богом. Она больше не ждала спутников и вообще ничего не ждала.

Она жила!

Лётный день

Алексей Павлович был большим чиновником и вообще человеком во всех отношениях успешным. Власть ценила его за дипломатичность, сочетание умеренного консерватизма и креативности. В числе прочего в сфере ответственности чиновника была тема заключённых. Он её не очень любил, невольно морщился при упоминании тюрьмы, которая представлялась чем-то грязным, тёмным. Волновало его, что не все заключённые, как докладывала ФСИН[6], были готовы нести заслуженное (в ошибки следствия и суда он не верил) наказание, так сказать, без страха и упрёка.

И вот однажды придумал Алексей Павлович интересную воспитательную меру: осуждённым, которые оказались в карцере за плохое поведение, сократить пайку или вообще кормить не каждый день. А то, рассуждал он, это какое же наказание, если ешь от пуза.