Камерные репортажи и житейские притчи

— Пока нет — работает на автозаправке и всё свободное время учится. Но станет, вот увидишь! С его-то умом, упорством и большим сердцем…

— Мы все вправе летать, куда захотим…

Житейские притчи

Жизнь течёт в Пути. И кто не видит её,

а видит только цель — тот и не живёт вовсе.

Свитер

Бережно сложенный, ни разу не стиранный серый свитер лежал на дне спортивной сумки. Сумка стояла под нарами камеры № 312 следственного изолятора в одном из маленьких городов. Семён думал об этом свитере семь дней в неделю. Думал на прогулке и когда принимал пищу, на встрече с адвокатом и во время допросов. Даже во сне вроде бы думал.

Однажды ему показалось, что свитер пропал — произошло это после очередного обыска, когда сотрудники небрежно разбросали вещи по камере. В тот момент сердце сначала перешло на бег, а потом замерло. И остановилось бы, Семён был уверен, навсегда, если б краешком глаза он не заметил свитер.

Свою странную привязанность он всячески скрывал и от сокамерников, и от сотрудников. А те просто считали Семёна странным. На вид, впрочем, он был самый обычный, среднего возраста и роста, мужичок. Срок получил за мошенничество, которого, как уверяет, не совершал. Когда попал за решётку, потерял разом всё: семью (жена развелась), жильё (забрали в счёт возмещения ущерба), бизнес и друзей.

О прежней вполне благополучной жизни он даже вспоминать боялся — проще было обманывать себя, делать вид, что не было её вовсе. Но как же не было? А счастливое (почти) детство? А юность, «полная надежд»? Потом хороший автомобиль, дача, уютная просторная квартира, такая, казалось, заботливая жена, ежегодные поездки к морю, вечеринки, увлечение игрой на гитаре и шахматами…

«Всё это было, но они всё это у меня отняли! Воры! Сатрапы-ы!» — хотелось закричать Семёну. Но он только скрипел зубами.

— Семён, ты чего? — удивлялся сокамерник.

— Да так… Холодно, — отвечал Семён (в камере и в самом деле было студёно).

— Свитер натяни да спи, — без задней мысли советовал сосед.

Свитер. Свитер!

Никакого доброго воспоминания о доме он не вызывал. Его не связали мама или бабушка. Семён даже не помнил, как тот оказался в его вещах. Но помнил до долей секунд, словно в замедленном кино, как в этом свитере его с ненавистью бил начальник СИЗО. Помнил его оскал, его дрожащие от злобы губы и ледяной взгляд. А главное — как тот вытирал кровь с рук (рассадил себе кулаки, пока метелил Семёна) о его свитер.

С тех самых пор свитер со следами крови начальника СИЗО стал для Семёна возможностью доказать и наказать.

«Освобожусь, привезу свитер в Москву, в генеральную прокуратуру, пусть назначат ДНК-анализ, определят, чья кровь, и посадят этого садиста», — мечтал Семён.

Эти упования помогли ему перенести все этапы (так называют зэки переезды из одного учреждения в другое, порой расположенное на другом конце страны). Он пережил, благодаря свитеру, и долгие годы в колонии, где так и не смог ни с кем близко сойтись, но одиночества как будто не чувствовал — он был не один, а со свитером. Семён его никогда не надевал, не стирал и даже старался лишний раз не вынимать из сумки (чтобы кровавые следы как-нибудь не исчезли).

И вот настал день, когда Семёна освободили. За спиной закрылись ворота колонии, и он слегка встревоженно огляделся. Из подъехавшей машины вышел пожилой мужчина, его дядька:

— Здравствуй, родной! Поехали, что ли…

— Мне в Москву нужно. Отвезёшь?

— Прямо сразу? Давай домой к нам — отдохнёшь недельку-другую, а потом и поедешь в Москву.

— Не могу, мне сейчас надо.

* * *

«У меня есть доказательство — свитер! Вы слышите? Я хранил его восемь лет! Долгих восемь лет в СИЗО и колониях. Я объехал десяток учреждений, но не повредил свитер», — Семён обзванивал центры экспертиз, СМИ, правозащитников, но никто не хотел даже взглянуть на его сокровище. В прокуратуре выслушали, но сказали, что один свитер ничего не решит, что привлечь начальника СИЗО без весомых доказательств, без свидетельств заключённых невозможно.

Так прошёл месяц. Деньги у Семёна закончились. Он провёл последнюю ночь хостеле и на рассвете вместе со свитером пришёл на мост через Москва-реку.

Заметив на мосту странного человека, подошёл постовой, но документы не попросил:

— Я недавно пережил сложный период, — неожиданно заговорил он с Семёном. — Жить не хотел. А потом сказал себе: «Отпусти! Отпусти всё!» И отпустил. И стало мне так хорошо после этого — не передать словами. Я как из гроба выбрался. Жизнь почувствовал. Смотри, какой рассвет! А какая красота кругом!

— Мне не до этого, — жалобно промычал Семён.

— А ты отпусти, — постовой пристально посмотрел в глаза, улыбнулся и зашагал дальше.

«Отпусти… Отпусти… А как же свитер?» — спрашивал себя Семён.

И вдруг осенило: «Распусти!» Он надорвал нитку, потянул…

С каждым мгновением становилось всё легче и легче. И вот под ногами — только горка ниток, и подошедший дворник кивком спрашивает, можно ли убрать.

— Можно, это ведь просто мусор, — Семён сам удивился, как легко это выговорил.

В пути