– Два дня, один или три – что там на твоей обычной земле, мы не знаем. Я не помню, как там сейчас с луной. Если там новолуние, то тут целый месяц пройдет, и наоборот. Короче, рисковать нельзя, согласен?
Она снова дождалась кивка, еще более грустного, и продолжала с пылом:
– Я кромешница такая – честно говоря, ущербная, ты уже замечал. Сюда меня доставил посредник, отсюда я сама не выберусь. Значит – что? Придется просить твою маму меня отсюда отфутболить.
– Но, Эля, – попробовал спорить Ян, неловко дотронувшись до ее плеча. – Ты будешь так далеко. Зачем же так торопиться? Мы только-только…
– На всякий случай. Если раньше мне было по большому счету все равно, то сейчас, как ты сам понимаешь, ставки высоки. Согласен со мной?
Ян вздохнул.
– Очень жаль. Ладно. Разумеется.
У Эли даже в груди защемило: таким потерянным он выглядел. Настоящий Пьеро.
– Знаешь что, – прошептала она, притянув его к себе, – слушай только меня: я хочу остаться с тобой, и так оно и будет. Пока ты хочешь того же самого.
– Я…
– Поэтому все, что я скажу сегодня, не принимай в расчет. В одно ухо влетело – в другое вылетело. Музыканты так умеют настроиться или нет? Я буду вынуждена сказать твоей маме, что я сама хочу уйти, иначе ничего не получится. Если ты примешься при этом изображать вселенскую скорбь, она пожалеет своего мальчика и промедлит, а обернется это все кошмаром. Бесконечной разлукой безо всякой надежды на новую встречу.
Ян отстранился, чтобы внимательно посмотреть ей в лицо. Бровь поползла вверх.
– Ты хочешь, чтобы я изобразил радость, когда ты улетаешь?
– Сутки назад ты понятия не имел, что я существую. В смысле напрочь забыл.
– Не напрочь, – неуверенно оправдался Ян. – Я же сразу вспомнил, когда увидел.
– Ага-угу. Значит, в общем и целом переживешь. Давай вообще поссоримся для надежности.
– Эля!
– Ну а что ты думаешь? За нами на пляже подглядывали, наверняка видели, как мы целуемся, и тут бац, здрасте-пожалуйста! Непоследовательно как-то сразу оформлять разрыв. Надо хотя бы поссориться для приличия.
Ян потер глаза.
– Слушай, я тебя совсем не понимаю, – в ужасе признался он.
– А это ничего, – оптимистично заявила Эля.
– Ты полагаешь?
– Уверена.
– Я стараюсь ни с кем не ссориться, Эля, и никогда не хочу ссориться с тобой.
– Ты первая скрипка и не будешь мне постоянно уступать, я к этому готова, это тоже ничего. Но сейчас тебе придется мне уступить. Ни с чем не спорь. Храни гордый оскорбленный вид, у тебя это хорошо получается.
Угол рта у Яна уехал вбок, глаза сердито сверкнули.
– Ага, так мне очень нравится, да, – одобрила Эля.
– Ты ненормальная.
– Факт.
– Ты совершенно ненормальная.
– Это мы уже слышали.
– И я тебя люблю, – тихо добавил Ян.
Эля всплеснула руками. В груди рванула бомба, сердце оборвалось. Во рту пересохло.
– Я не знаю, что на это ответить, – с досадой проговорила она.
– На это есть множество вариантов ответа. Жаль, подсказывать нельзя.
– Ян…
Он положил ладонь ей на плечо:
– Я ничего не требую. Зато теперь мне легче будет делать оскорбленный вид. Пошли.
Он зашагал к замку, даже не оборачиваясь на нее. Эля последовала за ним, ворча себе под нос:
– То он про меня не помнит, то он вдруг меня… любит. Люди! Мужчины!
Глава 11
Певец по фамилии Орлов принял греческих нейтралов на собственной даче – в роскошном коттедже, таившемся в глубине большой охраняемой территории с прекрасным садом. Фотину и Джуда проводил к нему вышколенный помощник-полукровка, который тут же затворил двери и безмолвно исчез.
Орлов, весь в белом, сидел за синтезатором и импровизировал, но при виде гостей соблаговолил оторваться от своего занятия и даже подняться на ноги.
– Здравствуйте, – сказал он хорошо поставленным, глубоким голосом. – Брат очаровательной Эли, верно?
Джуд склонил голову, позволяя кромешнику произвести нехитрую процедуру – сверить природу Эли, которую он наверняка запомнил, с его собственной. В этом смысле с кромешниками было намного легче, чем, скажем, с Кириллом, которому требовались несуществующие бумажные доказательства.
– Вижу, – с удовлетворением признал Орлов. – Ну-с, и что вам от меня понадобилось, молодой человек?
Он вновь сел за инструмент, демонстрируя, что дела полукровок не могут иметь к нему никакого отношения.
– Я нейтрал из Греции, – сказал Джуд. – А это моя жена. Мама Мишель, то есть Эли, очень волнуется. Эля перестала выходить на связь. Нам кажется, что она попала в беду.
– Понятно, но при чем тут я? – Орлов картинно развел руками. – Я просто отдыхаю на даче, вообще же я провожу большую часть года в Москве. Это столица. «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!»
Джуд опустил веки, стараясь скрыть раздражение.
– Эля списывалась, а затем созванивалась с вами. Вы обещали ей помочь. Пожалуйста, расскажите, как именно вы помогли ей, – подхватила Фотина, возможно, надеясь, что женское обаяние пробьет и эту стену.
Орлов подарил ей идеально отработанную улыбку.
– Деточка, – снисходительно сказал он, и Джуда передернуло: оставалось только надеяться, что певец, смотревший на Фотину, этого не заметил. – Это все исключительно между нами, между кромешниками.