Фотина и Джуд вышли за ограду поместья – иначе не назовешь, – принадлежавшего заносчивому кромешнику-певцу. Там их ожидало такси. Джуд сел рядом с водителем и кивнул: обратно в гостиницу.
– Может, он отнес ее прямиком в Японию? – предположила Фотина, усаживаясь на заднее сиденье. Чтобы не посвящать водителя в свои дела, они с Джудом говорили между собой по-гречески.
– Ну да, ну да, – скептически пробормотал Джуд.
– А почему нет? Ей приспичило разобраться с мальчиком немедленно, и она вдогонку…
– Нет, Орлов же сказал: он закинул ее куда-то к кромешникам.
– Ах да. Точно.
Джуд потер лоб.
– Сколько прошло дней, Фотина?
Она посмотрела на ладонь, молча позагибала пальцы.
– Мы приехали на квартиру Яна на следующий день после того, как там в последний раз побывала Мишель, – ответила она. – Хозяйка говорила, что та заходила «вчера», накануне. Значит, первый день, когда ее не было, у нас прошел, пока мы сюда ехали, так? И когда обрывали там звонок. Второй день мы провели, беседуя с Кириллом и пытаясь добиться толку от местных нейтралов. Сегодня третий день.
– Третий, – согласился мрачно Джуд. – Ты еще упоминала, что, по словам Грейс, она застряла в мире кромешников на три дня и более
– Время идет по-разному, в зависимости от фаз луны, и… я запуталась, я подробностей не понимаю, Джуд. Как-то так.
Джуд помолчал.
– Возможно, мы ее так никогда и не увидим, – заключил он.
Фотина положила руку ему на плечо.
– Что ты, ну что ты. Грейс наверняка предупреждала ее о таких нелинейных зависимостях, или как их назвать. Грейс же ее мать. А если нет… если Мишель останется там… Она же сама этого хотела? Она занырнула к русалкам именно для этого, разве нет?
Джуд потряс головой.
– Неправильно, – сказал он с силой. – Все неправильно. Фотина, неужели ты не видишь? Все неправильно. Мы не справляемся.
Глава 14
Только через несколько минут Эля наконец призналась себе, что переход не может длиться так долго. Ее окружали все те же перламутровые облака, было непонятно, где солнце, заставляющее их светиться, но глаза от их блеска стали уставать. Эля не осознавала, где вверх, где низ. Кажется, она зависла в этом опалесцирующем тумане.
Специально ли кромешница, мать Яна, зашвырнула ее сюда, чтобы она сгинула тут, как мошка, чьи крылышки нечаянно приклеились к свежей капельке смолы? Или всему виной все же то, что Эле никак не удается научиться жить как человек?
Возможно, будь она сильфидой в своем натуральном обличье, она бы справилась, перенеслась куда надо, сейчас же она застряла в человеческом теле – слабом, тяжелом, неуклюжем. Ноги и руки начали затекать, жилы будто наполнял вместо крови пустой холодный воздух. Желудок скрутило. Глаза пришлось зажмурить. Прикусив губу, Эля растирала пальцы, щипала себя за уши и старалась бороться со страхом.
Что она может? Усилием воли Эля заставила себя поднять веки, оглядеться и попробовать плыть вперед или, может, вверх – выпрямила руки, резко развела их в стороны, толкнулась ногами. Над облаками всегда, в любую погоду есть солнце.
Ничего не изменилось, но Эля еще минут двадцать, а может, и пару часов выполняла эту бессмысленную гимнастику, уверяя себя, что сдвигается с места. По крайней мере, размяла члены.
Что дальше?
Эля остановилась. Вокруг не менялось ничего. Она крикнула. Голос прозвучал глухо, как под водой. Впрочем, как это – как под водой, разве под водой можно крикнуть? Вода сразу хлынула бы в рот. Эти облака казались такими же плотными, и однако оттолкнуться от себя они не давали, таяли, уходили в отсвет, не позволяли на них сфокусироваться.
Эля нашла глазами перстень Яна и увидела, что и камень выглядит странно: теперь он был не черным, а таким же белесым, со светло-голубым мерцанием, будто опал. Или эта белизна и всполохи – только перед ее глазами и у нее что-то вроде снежной слепоты?
Эля поджала колени к груди и обняла сама себя, инстинктивно сворачиваясь в позу эмбриона. Жалко, так жалко, так невыносимо жалко, что все заканчивается. В это, разумеется, не верится, как, должно быть, не верилось каждому, кто обнаружил, что из этой последней передряги ему не выбраться. Как же так? После зимы всегда приходят весна и лето, после лета – осень, снова зима, и я буду вечно, иначе не бывает. Что ж, вполне возможно, что Эля будет всегда, кромешники не умирают, как люди. Будет неизменно висеть в этом тумане, всеми забытая, скоро сойдет с ума – и останется тут навек.
Бедная мама. Бедный папа.
«Вы его в любом случае не получите», – сказала злая мать Яна.
Ян… Эля попробовала мысленно потянуться к нему, но прежней струнки, которую ей удалось создать после визита в его квартиру, больше не существовало, а силы поцелуя не хватало, чтобы пробить кокон перламутрового тумана. Если мать когда-нибудь отпустит его, будет ли он ждать Элю или даже не вспомнит о ней? Может ли он и правда считать, что Эля последовала за ним, только чтобы поиграть, как кошка с мышкой – точнее, с птичкой? Проверить остроту коготков, подпитать свое эго, пополнить свиту поклонников. Свиту, ага.
«Ян!» – крикнула она, чтобы нарушить тишину.