Я хотела сказать ему, что он ошибается, что кровь на самом деле ржавая, темная, и коричневая, когда засыхает. Наверное, я переменилась в лице, потому что он нежно загнул мои пальцы, и я крепко схватилась за моток шнура.
— Да у нее, наверное, другие цветы на уме. Запах-то характерный, — хихикнула одна из служанок, и вторая подхватила ее смешок. Я не поняла, о чем они говорят, но кухарка прикрикнула на них:
— Негоже смеяться над этим, да еще при мужчине!
— Ладно, — Иштван сделал вид, как будто хочет убрать свой товар назад в короб. — Раз уж от меня тут секреты, то отдавайте мой товар назад, красавицы!
— Мы заплатим тебе, погоди, — наперебой запротестовали девушки. — И прибавим по поцелую!
Коробейник задумчиво почесал гладко выбритый подбородок.
— Королевское предложение, — якобы решился он и картинно махнул рукой. — Была не была! Вечно страдаю за свой отходчивый характер! Но от каждой по два поцелуя!
— Ишь чего удумал, — Доната хлестнула его по голове свежекупленным платочком. — Иди на улице к девкам приставай, а не в хорошем доме, пакостник!
— Слушаю и повинуюсь, госпожа Доната, — он подмигнул девицам, которые все еще не могли угомониться. — Клянусь, я не буду целовать их в доме! И тяжелая же у вас рука, прямо как у тетушки моей. Я-то подумал, Камила убийством напугалась, я ж о крови заговорил.
— Каким еще убийством? — кухарка схватилась за необъятную грудь. — Что еще случилось? Опять разбойники лютуют? В прошлом месяце вдову зарезали в своем доме, в позапрошлом — священника ограбили, а сейчас — что?
— Я хотела рассказать вам еще утром, госпожа кухарка, — бойко заговорила служанка с ямочкой на щеке. — Говорят, ночью девку гулящую убили в постели, и вроде подруга ее.
— Не подруга, а друг, — поправила ее подруга. — Виданное ли дело, ее избили же плетью и горло перерезали от уха до уха.
Якуб заворочался у меня на коленях, и я спохватилась, что сильно сжала его в объятьях. По затылку у меня побежали мурашки. То есть, они думают, это я убила Аранку?
— Там говорят, все в крови было. Постель, стены, пол… Я слышала, даже отстирать ничего нельзя, сжигать будут, представляете? Старьевщик половину не взял, говорит, на бумагу уже не годно.
— Страсти какие, пресвятая Дева, — пробормотала кухарка и перекрестилась. — Хоть и гулящая она, но жалко, душа христианская.
— А мне — нет, — отрезала та, что с ямочкой, и я возненавидела ее. — Хорошая девушка никогда такой не станет, значит, сама виновата. Известно кто к шлюхам ходит, на кого приличные девушки не смотрят или кто всяких извращений хочет…
— Ну-ну, — успокаивающе сказал Иштван, как будто ему было не семнадцать, а семьдесят. — Вот вы, женщины какие… Ничего не знаете, но уже все решили, сами себя напугали, сами осудили.
Худо мне стало, как будто я уже оказалась в тюрьме. Даже если пересидеть здесь, куда идти дальше? Можно было добраться до юноши, что называл Аранку невестой, но зачем ему мы с Якубом? Слуги продолжили судачить о смерти моей подруги, выдумывая невероятные подробности, но ведь никто ничего не знал о ней, и мне казалось, что еще чуть-чуть, и я расплачусь или закричу. Я уткнулась лицом в чепчик Якуба, чтобы не видеть их. Хотелось бы мне так же легко заткнуть уши!
На столе звякнули выложенные монеты, и Иштван с добрыми напутствиями отдал девушкам обновки. Они тут же принялись меряться, у кого платье к празднику будет нарядней, подначивая и поддразнивая друг дружку. Как две большие бабочки, обе служанки выпорхнули с кухни, и я крепче сжала подаренный мне шнур, из-за перевернутых карманов мне некуда было его убрать.
Доната налила нам воды, разбавленной вином, и поставила кружки перед нами, прежде чем начать собирать посуду со стола. Она мурлыкала себе под нос незатейливую мелодию, пока легко ходила вокруг нас. Кости из наших тарелок отправились в миску для старьевщика, и Доната загремела ведром с водой, чтобы ополоснуть посуду.
— Ты издалека, Камила? — неожиданно поинтересовался у меня коробейник. Говорил он тихо.
Я кивнула, и Иштван взглянул на мой подол.
— А башмаки у вас не стоптаны, — заметил он.
Я тут же спрятала ноги под стол и опустила взгляд.
— Может быть, ты и обманешь господ, — продолжил он, — но не меня. Я из-под земли увижу, когда лгут, а когда правду говорят.
Мне хотелось сказать ему, мол, можете идти и хвалиться этим дальше, но я опять промолчала.
— Думаешь, я пойду об этом рассказывать? — Иштван дотронулся до моей руки, и я в замешательстве посмотрела на его смуглые пальцы. — Бедняки должны держаться вместе, Камила. Но не вздумай в этом доме воровать. Хозяин — важная шишка.
— Я не отвечаю злом на добро, — я перехватила спящего Якуба по-другому, чтобы Иштван не касался меня.
— Здорово, — он, казалось, ничуть не обиделся. — Не все так могут. Ты думаешь, как старушка. Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Совсем уже большая, — Доната вышла во двор, и Иштван взглянул ей вслед, а затем наклонился ко мне ближе. — Откуда вы сбежали?
— Мы не… — я попыталась отодвинуться, но из-за Якуба не могла.