Камни вместо сердец

Естественно, о том, чтобы пошатнуть верность Фальстоу, не могло быть и речи. Не мог я и заставить его проговориться. Я расспрашивал дворецкого двадцать минут, и его показания точно следовали показаниям его господина. Он повторил, что Хью и Эмма предпочитали общество друг друга, не обращая внимания на остальных. О Майкле Кафхилле у него особых воспоминаний не сохранилось, за исключением того, что учитель держался в стороне от домашних. Холодный тон отказал Амброузу лишь однажды, когда я принялся расспрашивать его об оспе.

— Сразу заболели все трое детей, — рассказал он. — Должно быть, выезжали куда-то все вместе и подхватили ее от одного и того же человека… в том году в Лондоне ее было много, — Голос его на мгновение дрогнул. — Как сейчас помню… мистрис Абигайль говорит, что у всех троих болит голова и они устали настолько, что едва могут пошевелиться. Я сразу понял, что это значит.

— Ты помогал ухаживать за ними? — уточнил я.

— Я приносил наверх воду и чистые простыни. Остальные слуги были слишком напуганы, чтобы помогать. Врач сказал, что их следует заворачивать в красную ткань, чтобы изгнать болезнетворные гуморы. Помню, как я носился по всему Лондону, разыскивая старую ткань, на которую тогда был большой спрос.

— Насколько я понимаю, мистрис Хоббей настояла на том, что будет ухаживать за Дэвидом лично?

— Да, хотя она часто посещала и Хью с Эммой. А после смерти Эммы моя госпожа так и не стала прежней.

— A потом Майклу отказали от дома…

— Мой мастер не хотел, чтобы он даже подходил к Хью, — ответил Фальстоу, многозначительно наклоняя голову. — Спросите его сами, по какой причине.

— Насколько часто ты теперь общаешься с Хью?

— В основном, я имею дело с мастером Дэвидом. Пытаюсь научить его вести счета. — Тон управляющего свидетельствовал о том, что занятие это кажется ему безнадежным. — Однако я слежу за гардеробами обоих юношей.

— Понятно. А как насчет земель Хью?

— Он не обнаруживает к ним никакого интереса и говорит, что продаст их, как только станет совершеннолетним. Ну а сейчас он хочет уйти в армию.

— Итак, ты особо не общаешься с Хью.

— Все мы живем в одном доме, так что хотя бы немного общаемся. Но что я делаю для обоих парней с четырнадцати лет, так это брею их каждые несколько дней, a также подстригаю волосы, поскольку так принято у стрелков. Мой отец был брадобреем. А мастер Хью не пойдет ни к какому другому цирюльнику, чтобы не порезаться, с учетом того, во что превратились теперь его лицо и шея.

— Ты ведешь здесь непривычный для себя образ жизни, Фальстоу. Ведь, судя по произношению, ты уроженец Лондона?

— Да, чтобы меня здесь приняли, потребовалось некоторое время. Большинство местных жителей не одобряют роспуска монастырей. A деревенские жители будут недовольны любым господином.

— И ты занимаешься еще другими делами. Ты отвечаешь за управление всем поместьем?

— Да. Под руководством своего господина. Однако все профессии одинаковы: благословен будь тот пенс, который принесет тебе два пенса! Таков девиз моего господина, да и мой тоже.

— Ну, в это я охотно поверю. — Я улыбнулся. — Ну, на этом, думаю можно закончить, — И еще раз добавил: — Пока.

Как сообщил мне Дирик, Абигайль пребывала в постели из-за мигрени. Приступы эти посещали ее часто и иногда продолжались весь день. Переодевшись в своей комнате в более легкую одежду, я написал письмо Уорнеру с просьбой известить меня сразу, как только ему станет известно о состоянии дел Николаса Хоббея. Кроме того, я упомянул, что видел направлявшегося на юг Ричарда Рича. После этого я перекусил в обществе Дирика, всю трапезу расписывавшего мне честность Хоббея и Фальстоу. Молодые люди, по его словам, должны были вернуться ближе к концу дня. Наконец я вышел из дома, прихватив с собой план поместья, и направился в обход к комнате Барака. Он дал мне только что написанное им письмо для Тамасин.

— Что ты скажешь, если мы прогуляемся до деревни Хойленд? — спросил я.

— Дирику это не понравится. Он решит, что ты подбиваешь селян против своего господина. — В голосе Джека сквозило недовольство: он был раздосадован тем, что я не хочу брать его в Рольфсвуд.

— К черту Дирика! — отмахнулся я. — Пошли.

— Хорошо. Фиверйир только что оставил меня. Он корпит над нашими черновиками показаний, пытаясь то тут, то там изменить их смысл. Не удивлюсь, если Дирик велел ему вставлять нам палки в колеса ради чистого удовольствия.

— Тогда тебе тем более нужно подышать свежим воздухом.

Пока мы шли к воротам, я рассматривал сад Абигайль, где в это время занималась прополкой одна из служанок, отмечая, с каким старанием она подбирала приятные сочетания цветов. Я отметил также, что цветочные клумбы образовывали крупную букву «Х», означавшую «Хоббей».

Пройдя сквозь ворота, мы направились вперед по пыльной тропинке. По одну сторону ее располагался луг, на котором паслись овцы и несколько коров. Заметив уже ставший привычным вал стрельбища, я подумал о том, как-то там устроились в Портсмуте Ликон и солдаты. По другую сторону тропы начинался густой лес.