Разве не может он принести больше пользы в каком‑то другом месте. От кого они прячутся здесь, в монастыре, за высокими каменными стенами. Или эти стены нужны для них? Чтобы не разбежались? Тихон видел, что никакие строгие монастырские уставы не могут вытравить в людях их человеческих качеств. И даже в их маленьком монастырском коллективе продолжаются обычные житейские склоки. Они также завидуют друг другу, также злятся и обижаются. Только причины зависти не автомобиль или большой дом, а более мелкие. Ведь кому‑то приходится идти на свинарник, а кому‑то протирать пыль на иконах.
Два раза ему предлагали перейти настоятелем в более крупные монастыри. Но он понимал, что его, как уже опытного прораба, хотят перебросить на более крупную стройку, и отказывался.
Большим утешением для него был сад. Он уже вытянулся до реки по всему южному склону холма, на котором стоял монастырь. В этом году весна очень запоздала. Но как только потеплело и появилось солнце, за один день нежными бело‑розовыми цветами покрылись тоненькие вишни. А потом к ним присоединялись крепкие роскошные яблони. Несколько дней Тихон ходил каждый день под деревьями в каком‑то непонятном возбуждении и ожидании.
Когда цветение в саду закончилось, и трава под деревьями покрылась белым снегом опавших лепестков, у Тихона появилась мысль уйти из монастыря. Это одновременно и напугало его, и развеселило.
Недавно в монастырь приехал из Москвы его старый приятель: известный театральный режиссер. Он просился в послушники, но согласно правилам, Тихон мог взять его только обычным трудником, причем какой‑то специальной легкой работы в монастыре не было и Гена, так звали режиссера, согласился на трудную работу при ферме.
Причина такого неординарного поступка была очень серьезная. Как это часто бывает, где популярность, там и поклонницы. Гена влюбился и решил развестись. Жену это не обрадовало. И как рассказал Гена, она с помощью друзей решила состряпать уголовное дело. Будто бы он грубо обращался с ее дочкой от первого брака и несколько раз то ли накричал на неё, то ли отвесил за что‑то подзатыльник. Со слов самого Гены ничего такого не было. А всему причиной была огромная квартира на Патриарших прудах, оставшаяся ему еще от родителей. Квартира разделу не подлежала, что не устраивало его жену.
– Мы с ней пять лет прожили, – рассказывал он. – Она актриса из Саратовского театра. В одном сериале прокурора играла, а потом после этого стала больше не нужна: ее только прокурором и воспринимают. Понятно дело пьет. Я ей предложил купить квартиру на «Выхино», но она меня послала.
– Неужели без всяких доказательств можно только со слов обвинить человека? – засомневался Тихон.
– Ну вот видишь, даже ты раздумываешь: «А может и нет дыма без огня». На это все и рассчитано. Чем страшнее ложь, тем лучше. Ведь нормальный человек не подумает, что интеллигентные люди способны так нагло врать. Может чуть преувеличивают, но не будут же они просто уничтожать человека из‑за квартиры. А оказывается, могут. И очень легко.
Но дальше Гена рассказал, что его делу дали ход не только из‑за этого. Это был лишь повод. А главным было то, что его последний спектакль не вписывался в определенные рамки. Гена утверждал, что цензура в современной российской культуре сейчас гораздо сильнее, чем в СССР. Но в СССР было хотя бы понятно, что такое хорошо, а что такое плохо. Поэтому было попроще. А сейчас власть как девица перезрелая: сегодня у нее одно в голове, завтра другое. Есть темы, которые ты обязан затронуть. Иначе не будет денег, не будет хорошей критики. А скорее всего, просто не подпустят к театру даже пятым помощником осветителя. Но это не самое плохое. Трудно понять, кто на самом деле власть. Иногда кажется, что те, кто в Кремле, лишь куклы‑марионетки, и их задача лишь щеки грозно надувать.
Гена говорил, что есть темы такие запретные, о которых даже думать нельзя. Он, конечно, не полный идиот и не собирался играть не по правилам. Но одна сцена из его нового спектакля по «Бесам» Достоевского могла быть истолкована по‑разному. В результате, дело, которое было начато из‑за квартиры, кто‑то вытащил на телевидение и карьера его была закончена.
Дело было представлено так, что будто бы Гена долгое время чуть ли не ежедневно издевался над бедным ребенком и были даже намеки на возможное сексуальное насилие с его стороны. Теперь было уже не до карьеры. От него, как от чумного, отвернулись все знакомые. А жена, воспользовавшись моментом, сказала, что может изменить свое заявление в милиции и добавить в него еще и педофилию, если он не перепишет на неё свою квартиру. Гена знал, что она легко это сделает, и что в его ситуации суд не будет долго разбираться и отправит его на нары на очень долгое время. А это для него означает верную смерть. Поэтому он сделал все, что от него хотели, и уехал к Тихону.