КамТугеза

Они пошли вверх по бульвару. Всю дорогу через каждые несколько метров они останавливались, и Тихон восторженно говорил: «А помнишь…» и рассказывал что‑нибудь из детства и юности.

Когда умерла их мать они только пошли в первый класс. Отец почти не уделял им внимания, и Прохор с Тихоном были предоставлены сами себе. Поэтому вспомнить было что.

В первом классе мир ограничивался только своим двором, даже школа тогда была в этом же дворе. Но вскоре их мир стал расширять свои рубежи. Сначала до бульвара, по которому они сейчас шли, потом до Садового кольца и Курского вокзала. А как‑то они заскочили в трамвай и оказались в Замоскворечье, которое их встретило очень не гостеприимно и зафиксировало встречу двумя синяками под левыми глазами обоих братьев. С тех пор, все, что не было за Садовым кольцом, считалось враждебными территориями.

У Чистых прудов Тихон не удержался и, спустившись, опустил ладони в теплую воду. Прохор смотрел на это немного снисходительно, пытаясь скрыть, что его тоже растрогали воспоминания.

– А помнишь, после выпускного вечера, когда мы все пришли сюда под утро, ты выдумал, что существует традиция купаться здесь голыми? – рассмеялся Тихон.

– Ага, но поверила в эту традицию только Машка Павлюченко, а она, к сожалению, совсем не была похожа на русалку, – отозвался Прохор.

Через несколько минут они подошли к двухэтажному зданию на берегу пруда.

– Я помню: здесь был индийский ресторан с непроизносимым  названием, – вспомнил Тихон.

– Сейчас почти все то же самое, только не для всех, – ответил Прохор.

Вежливый молодой человек проводил их в небольшой зал на втором этаже. Одна стена в зале была почти вся застеклена и выходила на пруд. Пальмы в больших медных горшках, изящный фонтан с маленьким водопадом, мозаичным дном и цветными рыбками, плетеная мебель с яркими разноцветными подушками – все это действительно напоминало что‑то индийское.

– Ты же, наверное, и не ешь ничего: посты и все такое, – спросил Прохор.

– Сейчас Петров пост, но рыбное сегодня можно, – ответил Тихон. – Ты мне почти ничего не рассказал, как отец попал в больницу. Когда его можно будет навестить?

Прохор подробно обрисовал то, что произошло утром. И о сорванной свадьбе и об Анфисе. Рассказывая о роли Софьи, он с любопытством посмотрел на Тихона, но тот, казалось, больше интересовался медицинским диагнозом, а не причинами произошедшего.

На самом деле Тихона интересовало все. Он хоть и провел эти годы всего в нескольких часах езды от Москвы, но то, что происходило в его семье и в стране, было для него совершенно непонятным. То, что рассказывал брат, требовало каких‑то других знаний, и кроме Прохора никто ему помочь не мог.

– Ты я вижу, как будто с необитаемого острова приехал. Ты хоть телевизор там смотрел? Про интернет я и не спрашиваю, – у Прохора всегда была привычка вести себя так, как будто он знает что‑то такое, чего другим недоступно. Еще в детстве Прохору за это часто доставалось от товарищей. Но желание показать свое превосходство тем, что у него есть доступ к разным, часто выдуманным им самим секретам, было сильнее. Сегодня, когда он понял, что действительно необходим брату, в голосе у него сразу появилось прежняя снисходительность.

Тихон это заметил, но сейчас это не обижало, а возвращало в доброе прошлое.

– Телевизор я смотрел и интернет у нас есть, но это же невозможно сравнить с твоими знаниями, – решил он небольшой лестью подыграть брату. – Если бы ты мог немного меня просветить…

– Хорошо, – согласился Прохор, – но с одним условием.

– Конечно. Каким?

– Сначала ты мне расскажешь, зачем ты все бросил и ушел в монахи. Можно коротко.

– Если коротко, – начал Тихон, – в тот момент я подумал, что вся моя жизнь предопределена. Из‑за отца… Всю жизнь быть «сыном Романова». Получалось, что как будто я ее уже прожил. Тогда меня это очень испугало. Захотелось попробовать пойти другим путем.

– Ну и что? Как этот другой путь?

– Вряд ли человек когда‑то будет полностью доволен своей жизнью…

– Я не про это, – прервал его Прохор, – я про страх предопределенности. Он прошел?

– Сейчас я этого не боюсь, – Тихон говорил, глядя в глаза Прохору, пытаясь понять, как тот отреагирует на эти очень важные для него самого слова. – Сейчас я твердо знаю, что жизнь каждого человека в руках бога, все наши дальнейшие шаги ему известны, но вместе с тем бог бесконечно добр и всегда оставляет человеку свободу выбора.

– Стоп, стоп. Как это? Все события расписаны, но свобода воли есть? Разъясни мне, пожалуйста, только без этой вашей… ну ты понимаешь, – Прохор покрутил кистью руки у себя перед лицом, – без витиеватости…

– Помнишь, когда мы в пятом классе подложили учительнице биологии пару кнопок на стул?

– Ну да… Крику было много. Как она вообще их почувствовала? Полшколы сбежалось.

– Ты тогда сказал, что Петька Демидов обязательно расскажет директору, кто это сделал.

– Он и рассказал.