КамТугеза

– Вот видишь, ты не бог, а все заранее предсказал. И при этом у Петьки сохранилась свобода воли. Ведь он мог и промолчать. Так и бог всегда знает, что с нами произойдет, но каждому человеку оставляет возможность выбора.

– Да уж, – засмеялся Прохор, потирая руки довольный понятным примером. – То есть наши поступки заложены в нас самих. И практически неизбежны. А как же тогда использовать свой шанс на свободу выбора?

– Если коротко, то молитвой и огромным трудом. Но на твой вопрос я уже ответил. А эта тема бесконечна. Твоя очередь рассказывать, – Тихону не терпелось выслушать брата.

– Хорошо. Только вот еще последнее… А стран это тоже касается? Есть ли у стран своя судьба?

– Конечно есть… Но и свобода выбора тоже.

В этот момент начали приносить закуски. И главным блюдом была уха.

– Раз пост, то сегодня рыбный день. Такой ухи, Тихон, ты нигде больше не попробуешь. А знаешь что важно: главный ароматный навар ведь  не стерлядь дает и не судак с семгой, хотя без них настоящей архиерейской ухи не сваришь, а простые ерши. Ну, за встречу! – Прохор выпил рюмку, сильно поморщился и продолжил. – Как ты вовремя приехал. Как раз все завтра сам и увидишь. Чтобы ты все понял, я сейчас кое‑что тебе расскажу. Только придется начать издалека.

– Уж сделай одолжение ‒ просвети нас, сельских жителей.

– Ты, главное, сразу не наедайся. Сейчас рыбник принесут. Вроде ничего особенного ‒ простая щука в тесте. В этом все и дело. Сделать шедевр из самого простого… С какого периода начнем?

– Наверное, мне надо сначала понять, как так получилось, что когда в 1986 году я уезжал, то СССР, мне казалось, был незыблем как гранитная глыба, а через пять лет его не стало. Что отец рассказывал?

– Да столько лет прошло. Сейчас это уже не важно, –  было видно, что Прохору не понравился вопрос об отце. – Сам же говоришь: все предопределено. Было сотни векторов направленных на разрушение страны и не одного на сохранение.

– Ну нет, – Тихон отложил ложку и несогласно покачал головой. – Я хоть и уехал, но не на Северный же полюс. Был же референдум. Большинство хотело сохранить страну. И уж абсолютно точно никто из людей и представить не мог, что произойдет дальше.

– Вот из-за этих людей ничего и не получилось, – Прохор опять вернулся к своему назидательному тону и говорил как бы неохотно и с одолжением, старательно делая вид, что это все должно быть известно каждому школьнику. – Не хотел я на это тратить время, но, кажется это необходимо. Все идет от человека, вот от этого ерша, – Прохор выловил ложкой из тарелки маленькую, почти прозрачную рыбку. – Дело в том, что социализм подразумевает человека сознательного. А сознательный – это когда он без палки, без других стимулов работает на общество и на страну. Нет такого человека – нет социализма.

Прохор нежно взял рыбку за голову двумя пальцами, наклонил назад голову, опустил ее в открытый рот, несильно сжал зубы и вытащил обратно только скелетик с хвостиком.

– А что, по‑твоему, было у нас семьдесят лет. Не социализм? – Тихон пытался не обращать внимания на высокомерие брата.

– Социализм – он разный… Был ленинский, потом сталинский, а мы с тобой ностальгируем по брежневскому… И не потому, что он хороший, а потому, что наша молодость… – Прохор, довольный собой, откинулся на спинку стула, держа в одной руке рюмку, а в другой рыбий скелетик. – Самое смешное заключается в том, что социализм похоронили именно те, кто его и придумал: либеральные интеллигенты. Точнее их внуки. Помнишь программный спектакль у Любимова?

– «Мастер и Маргарита»?

– Ну, нет. Это уже была попса. А первым был Брехт «Добрый человек из Сезуана». Не было бы этого спектакля – о Любимове никто не узнал бы. А после него из Таганки сделали знамя и символ.

– А чем он интересен и почему программный?

– Так этой пьесой дали сигнал, что проект социализм не удался и его пора закрыть. Ты разве забыл о чем там речь? Добрая женщина пытается помочь соседям, а соседи доводят ее до нищеты и разорения. Проще про это пропела Шапокляк. Это уж ты должен помнить: «Кто людям помогает, тот тратит время зря», – Прохор засмеялся, чуть вытянул вперед шею и подбородок, залпом выпил рюмку, потом понюхал рыбку и добавил: – А значит социализм, основанный на добре, невозможен. Потому что человек существо недоброе.

Тихон вспомнил о словах Гены, что настоящая власть сидит вовсе не в Кремле. «В те времена без согласования с КПСС и КГБ ни один фильм и ни один спектакль появиться не мог, – подумал Тихон. – Значит если принять, что брат прав, значит уже тогда, в 70‑х, советская элита лишь исполняла чей‑то приказ».

– Так эту пьесу Брехт, кажется, еще до войны написал, – вспомнил Тихон.