КамТугеза

– Но ведь ложь убивает все… – Томас вспомнил о Родионе. Он боялся и не хотел думать и оценивать его поступки сейчас: до того, как поговорит с ним. – Даже если ее только капля, она способна убить все хорошее, что было до этого. Одна ложь неизбежно рождает следующую. И в итоге разрастается как снежный ком…

– Ты как был максималистом, так и остался… Ложь такая же неотъемлемая часть природы человека как, к примеру, сострадание или воображение, – Павел с улыбкой покачал головой. – Мне абсолютно неважно, какими способами достигнуто спокойствие в стране. Ну и что, что кому‑то дали немного денег, чтобы он веселил людей. Мне неважно, сколько получают депутаты, из которых один глупее другого и меня не волнует, кто их туда назначил. Это не наше дело. Ты же когда ешь колбасу, не задумываешься как и из чего она сделана.

После выпитого пива у Павла было хорошее настроение. К тому же хотелось произвести впечатление на Катю.

– Если ты, отрезая кусок колбасы на бутерброд, будешь думать о маленьком теленке, который на тонких ножках весело скачет вокруг мамы на зеленой солнечной лужайке, а потом о бойне, залитой кровью…

– Ой, хватит, – попросила Катя.

– А после бойни об огромных немытых мясорубках с крысами, тоннах искусственных жиров и химический красителей, – не останавливался Павел.

– Я сейчас стану веганом… – взмолилась Катя.

– Поэтому верх цинизма обвинять правительство в не самых благородных методах, когда речь идет о судьбе миллионов, – Павел опять вернулся к своему куску мяса. – Что там Федор Сергеевич писал про слезинку одного ребенка? А чтобы миллионы детей нашей страны жили счастливо, я прощу правительству все что угодно. Потому что самое ценное – это твоя жизнь и именно сейчас, а не завтра, как обещали коммунисты и не после смерти, как попы обещают.

– Это если оно думает, как сделать твою жизнь лучше. А если его задача просто наворовать денег и свинтить за границу?

– Это конечно очень печально, но с этим я сделать ничего не смогу. Это как пытаться остановить снег зимой. Если он решил выпасть… – Павел покрутил вилкой над головой, – его не остановишь. Остается ехать за ними следом. – сказал Павел, разжевывая очередной кусок. – С моей специальностью я найду работу в любой стране. Сейчас у родного правительства есть преимущество, солидная фора. Я – русский, точнее почти русский, – Павел с улыбкой погладил свои жесткие черные волосы, – и мне, конечно, хотелось бы жить здесь, среди знакомых и друзей. Рядом с любимыми родителями. Но если условия станут совсем паршивые… Я уеду.

– А родители? – спросила Катя.

– Родители вряд ли поедут со мной, – Павел стал серьезным. – Здесь их мир. Они не смогут перестроиться. Они и здесь‑то сейчас совершенно беспомощные, любой обидеть может. Для меня это неразрешимая проблема. Оставить их здесь одних – это как отнести умирать куда‑то в заснеженные горы. Помнишь «Легенду о Нараяме»? Тем более гора‑свалка у нас здесь уже есть.

Катя подумала о матери. «Хорошо, что она пока здоровая. А если, не дай бог, что случится. Кто о ней позаботится? Родион совсем не похож на семьянина». Катя посмотрела на Томаса. «Наверное, с ним такой проблемы бы не было. Так почему тогда выбрала другого? – Катя внутренне улыбнулась сама себе. – Потому что с Томасом хорошо жить, а с Родионом хорошо мечтать. Значит такой у тебя характер, что лучше журавль в небе, чем синица в руках».

– Один молодой человек, сосед моей мамы, в прошлом году в день своего восемнадцатилетия отнес дедушку и бабушку в лес. Ему за это дали двенадцать лет.

– Многовато что‑то, – прикинул Павел. – Это за что?

– А я боюсь что мало. Перед тем как отнести, он их убил, чтобы забрать пенсии. Потом сходил купил водки, выпил, разрубил на части и только потом отнес, – пояснила Катя.

– Ужас какой! – одновременно сказали Павел и Томас.

– Когда он выйдет, ему будет всего 30 лет, а за его забором из старого штакетника живет моя мама…

– Твоей маме надо куда‑то уезжать, – заключил Павел.

– Ее весь дом с участком стоит как туалет здесь в Некрасовке. Никуда ты оттуда не уедешь. У нас давно уже скрытое крепостное право. Где родился, тому и принадлежишь. И губернатор с мэром свою власть по наследству детям передают. И прокуроры, судьи и все другие точно так же. Так что если Павел, думаете уезжать, делайте это быстрее. Как бы скоро не пришлось делать по два раза «Ку» перед начальниками.

– Кин‑дза‑дза, – Павел растерялся и смотрел на Катю с удивлением. – Вот тебе и родина… Там еще колокольчики на нос вешали. Я надеюсь до этого не дойдет. Да и такие режимы долго не живут: народ уже не такой, – сказал он неуверенно.

– И что ты на это скажешь? – тоже немного удивленный Катиным высказыванием спросил Томас. – Только давай конкретнее…