КамТугеза

В глубине души Кузнецов знал, что как‑то так все и получится. Уже не один год он, ворочаясь по ночам без сна, просчитывая возможные варианты, понимал, что какого‑то хорошего выхода для него не существует.  Его мечта уехать отсюда, никогда не осуществится. Всем он был нужен только как генерал‑майор Кузнецов. На следующий день после увольнения, все его деньги отняли бы и там, и здесь. А самого, скорее всего, тихо придушили бы подушкой и записали эту смерть на сердечный приступ. Слишком много он знал лишнего. И слишком многим перешел дорогу в своей жизни. Видимо количество зла, которое он совершил, переполнило какую‑то чашу там наверху. И пора дать за все ответ.

Еще несколько минут назад Кузнецов был уверен, что за те деньги и за возможность вытащить из тюрьмы сына, он готов положить здесь на площади столько людей, сколько понадобится. А любому, кто встанет у него на дороге, он зубами горло перегрызет. Но сейчас вдруг обмяк и сдался, легко и даже с облегчением.

А может, он был просто уверен, что этот обычный курносый рязанский мужик, с невзрачным скуластым лицом, глубокими длинными морщинами на лбу, чуть скрытыми светлыми волосами и голубыми спокойными глазами  выполнит свое обещание. Генерал даже не испугался. Он всегда чувствовал, что умрет не в той теплой стране, где он копил и прятал свои деньги, а здесь дома. Ему лишь было обидно, что проходя по одним с ним дорогам, Тушин смог сохранить то, что дает ему возможность уважать себя и, помирая, он сможет сказать самому себе: «Ты все сделал правильно». А ему, генералу Кузнецову, придется сейчас сдохнуть, зная, что его деньгами, которые были той иллюзией, ради которой он жил, ради которых он сделал столько мерзости, воспользуются чужие неизвестные ему люди.

– Что решил? – спросил Тушин. Взгляд у него был уверенный, как у человека, который знает, что нужно делать и который знает, что то, что он делает, правильно. Кузнецову захотелось, чтобы Тушин хотя бы напоследок подумал о нем хорошо и поэтому, коротко ответил.

– Выйди, я сам.

Глава 41

«Интересно, он знает, что Софья нашла себе молодого любовника? – подумал Семен, глядя на улыбающегося Прохора. – Даже если и знает, похоже, ему на это наплевать. Не изменился. Весь сияет как юноша на первом свидании. Ну ничего, сейчас мы его немножко опечалим».

Об этой неофициальной встрече попросил Прохор, когда его прекрасный план регулируемого протеста в Некрасовке провалился и там начался безобразный, неконтролируемый и очень опасный  бунт. Прохор знал, что стоит за этим его бывший однокурсник и приятель. Знал он, и чьи интересы тот представляет. Поэтому, когда все вышло из‑под контроля, решил разузнать, какая, собственно, у Семена цель. Встречу назначили на нейтральной полосе: между их домами, под липами на Покровском бульваре. Здесь ничто не говорило о кровавом погроме на окраине столицы. Красивые девушки, дорогие машины, тихий шелест зеленой листвы, мягкие белые пенистые облака в бесконечном голубом небе… Даже вони от свалки больше не было. То ли ветер переменился, то ли липовый цвет нейтрализовал все прочие запахи.

Они не виделись лет двадцать. И сейчас Прохор со злорадным удовлетворением смотрел на обрюзгшего, расплывшегося, облысевшего и почти круглого Семена, разделенного как большой мяч ремнем на две половины. Верхнюю: в белой рубашке с твердым воротничком, который  впился в его толстую короткую шею. И нижнюю: в черных широченных брюках со стрелками. В руке он держал большой кожаный коричневый портфель с двумя медными замками, напоминающий тот, с которым Прохор ходил еще в институт. Подойдя ближе, он увидел умные внимательные глаза и почувствовал, как Семен быстро просканировал его от кончика носа, до самой потаенной мысли, спрятанной Прохором даже от самого себя. Чтобы скрыть смущение, Прохор начал преувеличенно бодро:

– Привет, дорогой Семен Тимурович! Помнишь ли ты, как на этом самом месте ты напился так, что тебя забрали в вытрезвитель? А я из солидарности поехал с тобой.

– Лучше бы ты тогда остался на свободе и нашел бы денег на взятку, чтобы нам там не пришлось ночевать на железных кроватях, связанными в позе «ласточки», – добродушно улыбаясь, ответил Семен.

Они обнялись, что на такой жаре не доставило им удовольствия.

– Если бы тогда милиция знала, что перед ней будущий глава российского либерализма, – иронично заметил Прохор.

– И будущий спаситель земли русской от глобальных проектов мирового правительства, – съязвил Семен и аккуратно похлопал своей пухлой ладошкой по плечу старого приятеля.

– Тогда СССР казался вечным. И мы мечтали всего лишь о месте секретаря райкома партии и государственной черной «Волге» у подъезда, – с ностальгией вспомнил Прохор.

– Да уж. О том, что мы будем с тобой серьезно обсуждать участь оставшегося от Советского Союза куска страны в виде Российской Федерации, нам могло прийти в голову только в сумасшедшем доме, – вернул его в действительность Семен.