Каникулы

– Вымой руки, – все так же не отрывая ладоней от лица, сказала Катя, – потом…

Я бросилась к умывальнику и принялась тщательно намыливать ладони. «Быстрее, быстрее!»

– Вскрой упаковку бинта и достань его, – командовала сестра. – Подойди к ней и бинтуй руку, начиная с запястья. Потуже, но не передавливай.

Я метнула взгляд в ее сторону:

– А ты? Ты разве не будешь?..

– Нет, – отрезала сестра. – Я буду искать лекарство.

Я подскочила к Су А и, приподняв ее левую руку, приложила конец бинта к запястью. Ткань тут же пропиталась кровью. Я обернула бинт вокруг запястья несколько раз и начала подниматься выше. В один из порезов забилась земля.

– Здесь грязь! – крикнула я сестре. – В ране земля!

Катя схватила со стола какой-то флакон и большой кусок ваты.

– Намочи в этом и промой! – скомандовала она.

Флакон был у нее в руках. Она продолжала стоять у стола.

– Катя! – заорала я. – Дай мне его! Я не могу бросить ее! Крови слишком много!

Катя машинально приблизилась и сунула мне флакон. Я больше не смотрела на сестру, но знала: она отошла обратно к столу. Промыв рану, я забинтовала ее и принялась за вторую руку. Рукава толстовки, джинсы, мои руки – все было в крови. Там, где только что лежала рука Су А, кровь струйкой стекала с кушетки, капая на пол. Закончив, я подскочила на ноги. Меня трясло.

– Что еще нужно делать? – спросила я сестру.

Мой голос звучал надрывно, истерично. Катя покачала головой: ничего.

– Какое-то время она будет без сознания, – тихо сказала она. – Когда принесут лекарства, я… поставлю капельницу.

От нервного напряжения мне было трудно устоять на месте – нужно было что-то делать. Я схватила из угла какую-то тряпку и, намочив ее, принялась отмывать кровавые пятна с пола и кушетки. Раз за разом я терла окровавленную поверхность, возвращалась к раковине, чтобы смыть с тряпки кровь, и снова терла пятна. Даже отмыв все, я продолжала натирать потемневшие от впитавшейся крови доски.

– Она не умрет? – с дрожью в голосе спросила я.

Катя снова покачала головой:

– Порезы неглубокие. До вен она не дошла.

Сестра продолжала стоять у стола, пялясь на рассыпанные по нему тюбики, блистеры, баночки. Она все еще была будто в трансе. Я посмотрела на нее, и меня вдруг как громом поразило. Слова сами сорвались с губ:

– Ты боишься… Крови?

Сестра молчала, продолжая стоять вполоборота ко мне. Я обошла стол, встав прямо перед ней. Она отвела взгляд.

– Боишься?! – едва не выкрикнула я, уставившись в ее побледневшее лицо.

Она кивнула на окровавленную тряпку в моих руках:

– Убери.

Я швырнула тряпку под раковину и отвернулась к стене. Моя сестра – будущий врач. Она бредила медициной, все уши мне прожужжала. Она закончила в этом году второй курс медицинского и была лучшей в потоке. Она только что заставила меня оказывать первую помощь человеку, потому что боится крови.

Если бы мама только знала… Для нее кровь – все равно что слюна или слезы. Вытер и пошел дальше. Она не раз спасала людям жизни, и не только на операционном столе. Однажды мы ехали в автобусе и один из пассажиров – мужчина – внезапно начал задыхаться. Пока все остальные охали и хватались за телефоны, мама заглянула ему в рот, а потом ощупала горло. А затем – все были в ужасе – повалила его на пол и, выхватив из волос, собранных пучком на затылке, острую заколку-шпильку, которую всегда носила в прическе, воткнула ее ему прямо в горло. Потом попросила меня достать ручку и вытащить стержень, и, когда я дрожащими руками протянула ее, мама вставила полую трубку от ручки в горло пассажира вместо заколки.

Оказалось, мужчина сильно подавился, и еда попала в дыхательные пути. Пробив трахею, мама дала ему возможность дышать до приезда скорой. Когда она вытащила свою заколку из его горла, та была вся в крови. Я помню, как мама, в спешке забыв обтереть ее, снова воткнула себе в волосы – на прежнее место. Но, даже когда заколка прошла насквозь толстый узел волос и показалась с другой его стороны, на ярком металле остались алые прожилки.

«Моя сестра, которая мечтала спасать жизни, как мама, боится крови».

– Глупо, верно? – вяло усмехнулась она. – Ее… надо укрыть. Ей будет холодно…

Я выскочила наружу – Джи Хе и Ю Джон все еще стояли здесь.

– Нам нужны одеяла, – сказала я.

– Су А не умрет? – спросил Ю Джон.

– Нет, – сказала я. – Конечно, нет, но она потеряла много крови, и, чтобы согреть ее, нужны одеяла.

Ю Джон молча зашагал к дому. Через минуту он принес два пледа. Мы укрыли Су А потеплее и отправили его спать, заверив, что подежурим с ней. Он колебался, но все же вернулся в ханок. Когда он оглянулся, уходя, в его взгляде я увидела… Что это? Благодарность или… Нежность? Если так, то она не для меня. Конечно, нет. Она предназначалась той, что расчерчивала ножом собственные руки, пока он дрыгался у костра.

Я вернулась в медпункт. Сестра сидела у стола, спрятав лицо в ладонях. Я не могла не спросить:

– Как ты додумалась пойти учиться на врача? Неужели из-за мамы?

Катя кивнула.