Когда мы расставляли на столе широкие блюда с закусками и глиняные миски с рисом, Тэк Бом несколько раз оказывался в опасной близости от меня, но я держала ухо востро – мало ли что еще он выкинет. Эта игра отчасти помогала отвлечься от чувства голода, но инстинкты не обманешь – рот переполнялся слюной каждый раз, когда аромат еды начинал щекотать ноздри.
Наш конец стола выглядел осиротевшим – стулья Кати и Су А пустовали, а Ха Енг избегала смотреть на меня. Остальные, как и прежде, постепенно взбадривались за завтраком. Зомбиподобные на церемонии приветствия и во время выполнения утренних заданий, жители лагеря оживали, только поев здешней отравы. Начинали болтать, смеяться. Ни слова о случившемся ночью. Ни слова о Су А. На миг я поймала на себе взгляд Ю Джона: кто-кто, а он-то должен бы поинтересоваться ею. «Если хочешь знать о Су А, почему не спросишь?» – подумала я. Но, перехватив мой взгляд, он тут же отвернулся.
Пользуясь тем, что мне было поручено присматривать за Су А, я выскользнула из столовой раньше остальных, собрав для той небольшой поднос с завтраком. Когда я вошла, она еще спала. Я поставила поднос на стол и сбежала. В туалете никого не было, и следующие пару минут я самозабвенно возвращала миру все съеденное за завтраком. Тренировки не прошли бесследно: я научилась делать это тихо и быстро. По крайней мере настолько, насколько это вообще возможно.
Вернувшись в медпункт, я обнаружила Су А в сознании. Она лежала, уставившись в потолок, и не ответила ни на мое приветствие, ни на предложение позавтракать. Я даже засомневалась, слышит ли она меня, снова упомянула завтрак, и Су А покачала головой. Я помогла ей усесться на кушетке, подложив под спину согнутую пополам подушку.
– Может, хочешь пить? – спросила я.
Она вновь покачала головой.
– Болит? – Я взглядом показала на ее перебинтованные, как у мумии, руки.
Она выждала пару секунд, а потом кивнула, все так же глядя мимо меня.
– Я старалась не передавливать… Но я в этом полный ноль, никогда не бинтовала ничего серьезнее ссадины на коленке. Наверное, если бы здесь был настоящий врач или тебя отправили бы в больницу, было бы лучше. По крайней мере болело бы меньше…
Я осеклась, сама удивившись тому, как глупо звучали мои слова. Мне казалось, что я должна как-то отвлечь ее, говорить с ней, хотя мне и не хотелось этого. Су А, похоже, мои разговоры тоже были в тягость. Она смотрела не на меня, а прямо перед собой. Под ее глазами легли темные тени, лицо осунулось, губы потемнели и потрескались. Неужели это она, смеясь, порхала среди нас с трепетавшими веерами? Я оставила поднос с едой на столе и вышла.
Я уже привыкла к тому, что после рвоты есть не хочется еще как минимум час-полтора, поэтому вернулась в столовую, где нас ждала лекция, рассчитывая поесть после. Джи Хе начала с ночного происшествия. Я сомневалась, что она станет жалеть Су А или хотя бы посочувствует ей, но и открытого осуждения тоже не ожидала. И хотя до сих пор никто так и не справился о состоянии пострадавшей, я все еще думала, что после завтрака, когда все оживятся, их поведение станет хоть немного походить на нормальное для подобных ситуаций. Думала, кто-нибудь наконец заговорит о недавнем событии, станет интересоваться, почему Су А так поступила и можно ли как-то ей помочь. Ничего подобного не случилось.
Из уст Джи Хе полилась настоящая отповедь. Она обличила Су А в отступлении от целей общины, духовной слабости и неверии в слово Пастора. Она сказала, что все мы оказались жертвами случившегося. Мы, посвящающие каждую секунду дня служению общине, оказались преданными. Предатель – тот, кто ставит свое «я» выше общины. Выше братства.
Она не называла Су А по имени. Не называла ее и «донсен» – младшая. Су А не было с нами, и казалось, не было уже вовсе. «Ты что, согласен с этим бредом? Почему молчишь? Неужели тебе и правда плевать на нее?» – так думала я, сверля взглядом Ю Джона. Он сидел, развернувшись лицом к Джи Хе, и не мог поймать мой взгляд. «Вы все тут чокнутые! – в который уже раз застучало в голове. – Все».
Разрядить обстановку был призван мастер-класс по игре на каягым – традиционном корейском музыкальном инструменте. По сути, это был не мастер-класс, а концерт – играла Мин Ю, а мы слушали, рассевшись вокруг нее на поляне. Оказалось, Мин Ю окончила музыкальную школу и даже состояла в каком-то женском ансамбле. Сам каягым вживую я видела впервые – он походил на узкие и длинные гусли и казался довольно громоздким. Одной рукой Мин Ю придерживала лежавший у нее на коленях инструмент, а другой играла.