Каникулы

– Цифра «четыре», – объяснила я в ответ на ее недоуменный взгляд. – Ну, «и», «ар», «сань» – дальше ведь идет «сы» – четыре. Почему ты пропустила ее?

– В китайской традиции большое значение уделяется не только прямому, но и переносному значению слов, – ответила Ха Енг. – Каждая цифра несет свой смысл. Например, цифра «восемь» является символом процветания, а «девять» означает «долговечность». У цифры «четыре» свой смысл. Он не позволяет использовать ее без особой нужды. Здесь, в Корее, нумерологические суеверия так же распространены, как и в Китае. Но тебе простительно этого не знать.

– И что означает цифра «четыре»? – спросила я.

Я ждала ответа, затаив дыхание. Но и после того, как услышала его, не смогла выдохнуть.

– Смерть, – произнесла Ха Енг, сверля меня всепроникающим взглядом. – «Четыре» – символ смерти.

Я молча кивнула. Ха Енг тут же вернулась к ватману и продолжила выписывать на нем цифры от пяти до десяти. Я пыталась повторять за ней, но перо в моей руке дрожало. Цифра «четыре». Ее написал на моей спине Ю Джон. Украдкой выглянув из-за завесы распущенных волос, я заметила, что он наблюдал за мной. Это не ошибка. И теперь он точно знает, что я поняла его.

Поняла, но до сих пор не знала, что он хотел сказать. Это предупреждение или… угроза? Я почувствовала, как подрагивают мои колени, напрягаются сжимавшие ручку пальцы. Смутные предчувствия нахлынули разом, вытесняя реальность. Господи, помоги мне сбежать отсюда!

Сразу после ужина я схватила поднос с едой и сообщила всем, что спешу к Су А. Вызвав рвоту в лесу неподалеку и наскоро перехватив сухого рамена в нашей комнате, я вошла в помещение медпункта. Свет не горел, и я включила его. Су А сидела точно в той же позе, в которой я ее оставила: тело неподвижно, взгляд вперился в стену. Есть она, конечно, отказалась.

В тот день так никто и не приехал за ней, и меня это тревожило. Неужели ее родственникам не хватило целого дня для того, чтобы добраться сюда? И вообще, сообщила ли им Джи Хе о случившемся?

Взгляд упал на ржавые заскорузлые бинты на ее предплечьях – их, наверное, стоит сменить. Я не знала, будет ли от этого какая-то польза, но лучшего предлога пропустить хотя бы начало вечерних посиделок не нашла. Су А не сопротивлялась, когда я, снимая бинты, смочила водой присохшую к коже марлю. Порезы уже подсохли, но выглядели чудовищно. Длинные, глубокие, словно отпечатки острых когтей. Я представила, как она, истекая кровью, продолжала резать собственную плоть. Разве нормальный человек способен на такое?

Страшнее зрелища ее израненной кожи было только ее молчание. Мрачное, отстраненное. Говорила я с ней или не произносила ни слова – ничто не менялось: ни ее выражение лица, ни поза. Словно в комнате со мной был живой труп. Но… Уходить не хотелось. Там, снаружи, у костра слышались голоса сектантов. Они, как обычно, рассказывали друг другу страшилки, от которых их, наевшихся за день этой отравы из столовой, пробирал первобытный ужас. Уж лучше торчать здесь.

Я сидела прямо на полу, среди бурых пятен, въевшихся в доски, как вдруг услышала голос Чан Мина. Он и Тэк Бом утром провожали Катю в «клинику». Они же после ужина ушли за ней. Я вскочила и бросилась к двери.

Оказавшись за пределами медпункта, я побежала к площадке у костра, где теперь собрались все, кроме Су А. Катя стояла за спинами сидевших на бревнах, но, прежде чем я успела подойти к ней, Чан Мин преградил мне дорогу. Я непонимающе взглянула на него. Джи Хе вышла вперед.

– С сегодняшнего дня Катя живет отдельно от остальных в третьем ханоке, – сказала она. – Су А туда не вернется, а Ха Енг переедет к Рае.

Я сделала шаг в сторону, пытаясь подойти к сестре, но Чан Мин шагнул туда же и снова встал у меня на пути. Я посмотрела на Катю, выглянув через его плечо, но она не видела меня. Сестра смотрела прямо перед собой безжизненным опустошенным взглядом. Таким же, какой я только что видела, глядя в лицо Су А. Меня передернуло.

– Дай мне пройти, – сказала я Чан Мину, – мне нужно поговорить с сестрой!

Чан Мин не пошевелился, и я попыталась обойти его, но на моем пути встал Тэк Бом. Я оглядела остальных в поисках поддержки, но все лишь молча пялились на нас. Джи Хе снова заговорила:

– Ваше общение теперь ограничено, Рая. Пожалуйста, прими это как должное. Роль Кати в жизни общины с сегодняшнего дня меняется. У нее будет индивидуальное расписание, и мы должны способствовать тому, чтобы она могла исполнить свою миссию надлежащим образом.

От строгого спокойствия ее голоса, тупого безразличия на лицах остальных, а особенно от отсутствующего взгляда Кати меня начало трясти.

– Тупые сектанты! – заорала я и толкнула Чан Мина, пытаясь прорваться к сестре: – Пустите меня! Это моя сестра! Что вы с ней сделали? Пустите меня!

Джи Хе кивнула, и Чан Мин с Тэк Бомом схватили меня под руки. Я пыталась вырваться, продолжая кричать, но они были намного сильнее.

– Катя! – кричала я уже по-русски. – Что они сделали тебе? Почему ты молчишь? Катя!