Каникулы в Бракьенском поместье (СИ)

   - Риана, не забудь распорядиться насчет завтрака. - Это Жежен.

   Значит, они все же наняли прислугу. Женский голос отвечает что-то неразборчивое. После паузы Жежен соглашается:

   - Да, пожалуй, к одиннадцати.

   Шаги все ближе. Поспешно отступаю к стене. В дверном проеме, как в раме, появляется Робер в охотничьем костюме, раскрасневшийся от ветра и, может быть, от вина. Медленно подходит к кровати, наклоняется, поднимает с пола книгу. (Как долго он будет читать? Час? Два?) Пролистнув несколько страниц, Робер откладывает книгу, начинает раздеваться. Не отрываясь, слежу за ним: сейчас он потянется к фонарю, сейчас...

   Мимоходом отмечаю: как странно, что обнаженное тело считают чем-то постыдным. Ведь оно красиво, как античная скульптура... если только античные скульптуры умеют дрожать от холода.

   Переодевшись в ночную сорочку, Робер ложится на кровать, что-то шепчет. Наверно, молитву, потому что, взглянув вверх, он улыбается, быстро крестится и натягивает одеяло до подбородка. Закрывает глаза... Благодарение Богу, он забыл погасить свет!

   Не открывая глаз, Робер протягивает руку к фонарю.

   Неожиданно для себя самой я кричу: "Не надо, пожалуйста!", - и бросаюсь между ним и фонарем. Робер открывает глаза, отдергивает руку, видит меня и с воплем подскакивает, как ужаленный.

   - Что?.. кто вы?.. - Он сидит на кровати, глядя на меня расширившимися глазами. - Как вы сюда вошли?

   - Месье, я... - В отчаянии развожу руками, и вдруг начинаю рыдать. Взахлеб, как не плакала с самого детства. Сквозь слезы слышу растерянный голос Робера:

   - Мадемуазель... не плачьте, прошу вас!

   Еще раз окликнув меня и пробормотав что-то на незнакомом языке, он встает с постели. Делает неуверенный шаг ко мне, протягивает руку... Я с ужасом отстраняюсь.

   - Простите, я не хотел вас обидеть! - В голосе Робера слышно искреннее огорчение. - Вы такая молодая... и красивая.

   Слезы вдруг высыхают. Бормочу:

   - Мне так жаль... Я не...

   Робер переспрашивает:

   - Что? Вы говорите слишком тихо...

   Глядя в пол, произношу отчетливо, без выражения:

   - Я не знаю, где я, не знаю, почему я здесь. Я только сейчас поняла, что не помню даже своего имени. Я сама не знаю, как оказалась в этой комнате... но вот уже год, как не могу из нее выйти!

   Робер смотрит на меня с состраданием, как на больную. Снимает фонарь со стула, говорит:

   - Садитесь, прошу вас...

   Сажусь и только потом поясняю:

   - Мне это не нужно: я почти ничего не чувствую.

   Робер не слышит. Теперь он пристально глядит на меня. Вскакивает, заворачивается в одеяло, как в плащ, садится снова. Очень тихо, будто поверяя секрет, говорит:

   - Когда вы шли... я не слышал звука ваших шагов. Сейчас я не слышу вашего дыхания, только голос. Ваши... - Он переводит дух. - Ваши зрачки не реагируют на свет!

   Молча сидим друг напротив друга. Я слышу, как бьется его сердце.

   Слова даются мне с трудом, и все же я спрашиваю:

   - Скажите... что вы теперь со мной сделаете?

   Мой вопрос внезапно возвращает его к жизни.

   - С вами? - Робер взмахивает руками, одеяло сваливается у него с плеч. - Боже мой, ничего!

   - Вы расскажете обо мне?.. - Кивком указываю на дверь.

   - А вы хотите этого?

   Качаю головой:

   - Не знаю. Нет. Мне страшно...

   Лицо Робера больше не напряжено. Кажется, ему снова хочется обнять меня и утешить.

   - Скажите, мадемуазель... Что я могу для вас сделать?

   Молитвенно складываю руки.

   - Прошу вас, узнайте, что с моей матерью! Она жива?

   Робер кивает.

   - Я узнаю, обещаю вам. Кто ваша мать? Как ее зовут?

   Растерянно гляжу на него. Я не помню! Ни имен, ни названий... Вот только...

   - Лес. Пемпонский лес. Маленькая деревушка, дом с высокой трубой. Хозяйку дома зовут Асьен.

   - Пемпонский лес... - Робер задумывается. - Он тут везде. По дороге сюда мы проезжали множество деревень. Бракьенское поместье - место, где мы сейчас находимся - в самой глубине леса.

   - ...Бракьенское!

   Робер быстро спрашивает:

   - Вам знакомо это название?

   - Нет. - Оглядываюсь, будто вижу свою тюрьму впервые. - Бракьены - те, кто оставил нас с матерью без куска хлеба.

   - Этого не может быть! - Робер хмурится. - Эжен Бракьен мой друг, я его хорошо знаю. Он гордый, вспыльчивый, но не способен никому причинить зло. Скорее отдаст последнее...

   - Жежен единственный владелец поместья?

   - Сейчас - да, но еще год назад поместье принадлежало его дяде. Знаете что?.. - Он оживляется. - Завтра же я расспрошу Жежена о дяде, а вы попробуйте вспомнить... Но что с вами? Вам плохо?

   Я и не заметила, как наступило время рассвета.

   - Нет, не плохо... - Веки привычно тяжелеют. - Это сон, я всегда засыпаю поутру. Не пугайтесь - наверно, я сейчас исчезну...

   Голова клонится вниз, и тут я вспоминаю:

   - Вечером зажгите фонарь! Пожалуйста... Иначе я не проснусь.

   Пытаюсь свернуться калачиком прямо на стуле. Робер растерянно предлагает:

   - Хотите, я уступлю вам кровать?

   - Спасибо, не нужно. - Сон, неизбежный, как смерть, придает мне храбрости. - Если бы вы спели для меня... как пели Жежену.