Каникулы в Лондоне

Взглянув на часы в очередной раз я обнаружила, что прошло лишь сорок минут. А казалось, что целая вечность! Солнце постепенно стало затягивать тучами, и ветер стал куда сильнее. Я куталась в свою кофточку, которая нисколько не согревала, и мысленно призывала Ларри поторопиться. Не хватало ещё разболеться. Я ведь взяла отпуск всего на три дня!

Через час к холоду прибавился ещё и голод, а скука стала совсем нестерпимой, хотя я и пыталась заставить себя заняться чтением с экрана мобильного. Но то ли книга попалась неинтересная, то ли я не была настроена ни на какие серьезные занятия, только мысли мои разбегались, и я постоянно оглядывалась, ожидая, что вот сейчас, в любой момент, наверху может показаться знакомый силуэт Ларри.

А время бежало. И я по-прежнему была одна.

И через час.

И через два…

К половине пятого моя уверенность стала падать, но я не сдалась совсем. Я окончательно замерзла и уже изрядно шмыгала носом, не говоря уж про изнуряющий голод. Но страшно было уйти даже на десять минут — вдруг именно в эти десять минут он придет, решит, что я не приехала, развернется и уйдет, а я весь оставшийся вечер и всю оставшуюся жизнь буду корить себя за то, что смалодушничала.

Каждый последующий час давался всё тяжелее. Во-первых, я совершенно ослабла и замерзла. Во-вторых, чувствовала себя полной дурой. Если бы ему было надо — давно бы пришел. Но, похоже, об уговоре помнила только я.

Представляю, как снова начнет жалеть меня Люда…

Надеяться больше не на что. И слухи о его романе с Кенди были вовсе не слухами, теперь я уверена в этом больше, чем прежде.

И всё же что-то держало меня на месте и не давало уйти. Надежда умирает последней — это ведь всем известно. В моем случае она оказалась то ли бессмертной, то ли отважной, потому что теплилась в душе несмотря на ветра и штормы уже столько времени!

Сюжеты в моей голове были уже не такими прекрасными.

Вот я иду, разбитая и униженная, обратно в гостиницу. Заказываю билет, выбрасываю его подвеску, которую снова стала носить год назад…

Может, выбросить прямо сейчас, в эту реку? Оставить здесь, навсегда, в этом городе?

Не могу. Потом оторву себе руки за это.

А если я никогда не смогу больше полюбить? Если Ларри всегда будет стоять между мной и теми парнями, что я повстречаю? Выходит, кратковременными прекрасными впечатлениями я испортила себе всю дальнейшую жизнь?

Когда стрелка часов достигла семи вечера, а моё терпение достигло предела, я сорвалась и отправилась прочь, в сторону своей гостиницы. По пути заглянула в фаст-фуд-кафе, заказала на вынос побольше еды и… вернулась обратно.

И провела ещё два с половиной часа в полном одиночестве на спуске к Темзе. В такую погоду! В такой день, когда все скорее стремились домой. Я сидела, словно старуха у моря — одинокая, замерзшая, всеми забытая. Такой была бы, наверно, Ассоль, если бы не везение…

Подруга права. Все вокруг правы: нельзя верить в сказки, когда тебе двадцать пять. Пора браться за ум и выстраивать свою жизнь самой.

В девять часов по лондонскому времени начал накрапывать дождь, и я, оставив на спуске свою последнюю надежду, медленно побрела в гостиницу, хотя находилась она в сорока минутах пешком и уместнее было добраться на транспорте. Но что мне было терять? Я уже промерзла насквозь и промокла, наверняка заболею. Может быть, даже умру. Нет, типун мне, я хочу жить, и это желание не должно зависеть от Ларри.

Дождь всё усиливался, а я по-прежнему не спешила. Точки расставлены и, увы, не в мою пользу.

Ларри — поверхностный молодой человек, увлекающийся… Разве можно его за это винить? Это ведь я впустила его в свое сердце. Могла бы этого и не делать. Я поверила в то, чего быть не может. Он ничего мне не обещал. Никакого прекрасного будущего, никакого «вместе и навсегда»… Да и могло бы это случиться, если он — англичанин, а я — русская? У нас слишком много различий. К чему такие сложности, если в одном только Лондоне сотни тысяч девушек, среди которых примерно половина — красавиц. А теперь перед ним открыт и весь мир. Не к чему торопиться. Можно даже не останавливать выбор на ком-то одном.

Мне было противно, и я просила себя перестать об этом думать.

Я шла и плакала, надеясь, что слезы под дождем не видны.

Но редким прохожим не было до меня никакого дела.

Добравшись, наконец, до своего номера в ужасном, наверное, виде, я напилась успокоительного (хорошо, что аптечка с лекарствами на все случаи жизни всегда со мной) и легла спать. Этот день должен был стать одним из счастливых — именно об этом я думала, когда летела сюда из Москвы, — но обернулся ужасным кошмаром. И мне теперь с этим жить. С собственными нереализованными мечтами, с пустыми надеждами и отрешенным взглядом на мир и людей.

Однако выспаться хорошенько, как я надеялась, не удалось. Посреди ночи я проснулась от того, что горло жутко саднило, и голова была словно чугунная. Приняв сидячее положение, поняла, что всё ещё хуже, чем я предполагала. Лоб был горячий — температура. Предметы в комнате расплывались, невозможно было надолго сфокусировать взгляд.