На холме Пинчо, где раньше смуглолицые девушки ловкими руками собирали созревший виноград, теперь раскинулся парк, до странности напомнивший Максу английские сады. Знакомая планировка: все расчерчено, прибрано, систематизировано, много зеленой травы, глаза отдыхают. После разноцветных римских домиков походить здесь было приятно, и Макс даже почти не вспоминал о делах и ожидающейся в Москве работе, или что… нет, об этом и вовсе думать не хотелось хотя бы час-другой. Все равно пока Илья не перезвонил. Инга права: праздность затягивает, черт побери. С утра Макс еще испытывал по этому поводу смутные угрызения совести, но к полудню они полностью исчезли.
Может, она и в остальном права. Может, не следовало на Маврикии сидеть в номере и заниматься делами. Вышел бы на природу, прочихался от близкого с ней контакта, возможно, и понял бы, к чему все это произрастает на планете. Не только для обрамления зданий, верно ведь?
Студенты, Тимур и Дина, оказались приятными и тихими, а Глеба с супругой Макс стал воспринимать как шум сосен. Инга болтала с Еленой, Кирилл, разумеется, носился вокруг, и прогулка носила приятный, неторопливый характер. Макс шел отдельно, посматривал по сторонам, радовался, что его никто не трогает, и думал о том, в скольких городах побывал – и сколько из них по-настоящему видел. Очень уж разные выходили цифры.
Рим, как ни странно, не отягощал своей монументальностью – в монументальности, в новых зданиях, что росли на обломках старых, возможно, и заключалась истинная сила Рима. Так росток весной пробивает асфальт, чтобы вырваться на свободу; так змея сбрасывает шкуру и уползает в новой, оставаясь, по сути, все той же самой змеей. Макс чувствовал это своим архитекторским чутьем, которое вело его по жизни. Инга называла это талантом. Макс считал это природной способностью, как умение обонять или слышать.
Рим взял его в тиски сразу и сильно, заставил задуматься, отложить на время привычный образ жизни и взглянуть на все немного с другой стороны. Максу не нравилось отсутствие многих удобств (эти привычки менять совершенно незачем), его раздражало большое количество людей, но те, что сейчас были с ним, – они ведь неплохие люди. Даже громогласные Глеб с Людмилой. Даже тупые туристы, способные заблудиться в пределах одной-единственной площади. Они другие. Им не так повезло, как Максу. Этих людей он хотел облагодетельствовать, хотел им помочь – но пока еще не совсем точно знал как. Вернее, он знал схему, однако не раскусил еще духовную составляющую.