Каникулы в Риме

Инга права: личное участие и благодарность тех, кто обретал дома, играли очень большую роль. «Мэзон» занимался и инвестициями в недвижимость, однако основным направлением все-таки было заключение сделок между продавцами и покупателями. Всех продавцов Макс знал лично, все предлагаемые ими объекты видел. Он не мог втюхивать кота в мешке, Макса слишком хорошо для этого воспитали, а внутренняя сущность, задвинутая за рамки необходимости, подсказывала, что он идет правильным путем. Потому репутация фирмы росла как на дрожжах, потому клиенты возвращались снова и снова, а сарафанное радио разносило благие вести. Но все это происходило в его личном, Макса, мире, где обитали ухоженные интеллигентные девушки вроде Валерии, до сих пор очень тонко намекающей ему, что к ней можно присоединиться в Остии, и солидные мужчины, где никто не нацепил бы на себя дикую желтую майку даже в отпуске, где крутились большие деньги и слово «Макдоналдс» означало не ресторан, в котором можно быстро перекусить, а всего лишь удачного предпринимателя на пищевом рынке.

Некоторое время назад Максу стало этого не хватать. Он бродил, думал, прикидывал – и вдруг придумал. Элитная недвижимость прекрасна, однако в Москве имеет место быть ее передозировка. Далеко не каждая семья может позволить себе квартиру в новостройке, не говоря уже о сверкающих новеньких комплексах, где селятся люди состоятельные. Но ведь где-то существует доступное жилье? Кто-то хочет купить за приемлемые деньги, кто-то хочет за них продать? Старики, доживающие свой век в одиночестве, – что случается с их жилплощадью? Макс поверхностно изучил вопрос и выяснил, что теневой бизнес просто-таки процветает в этой среде. Это не пугало. Останавливало то, что людей, для которых он собирался развернуть кампанию «Доступный дом» и в принципе облагодетельствовать обычной честностью, которой так не хватало, – этих людей он совсем не знал. Вообще.

И тут, если поручить проект кому-то еще, а самому отойти в сторону, начинались внутренние противоречия. Макс не хотел никому ничего отдавать. Личное правление – значит, личное правление, иначе какое удовольствие от этого всего? Он любил свою работу и не понимал, как можно любить ее не полностью, а наполовину.

Тогда он поделился своими сомнениями с Ингой, она предложила идею, и вот сейчас Макс идет по садам Боргезе, свежий сосновый воздух щекочет ноздри, и сегодня, кажется, не так жарко, как вчера, а может, он просто притерпелся. Внезапно оказалось, что работа может оказаться и такой. Вот так открытие!

– Э, вон кафе! – сказал Глеб. – А не выпить ли нам по пиву?

– Я тебе выпью… – привычно завелась его жена, однако тут же осеклась и махнула рукой. – И правда, жара какая. Я бы тоже пива выпила. Девочки, вы как?

Елена с Ингой переглянулись, и мама Кирилла сказала:

– Почему бы и нет?

– Мы в музей собирались, – сказал Тимур.

– Музей никуда не денется, – авторитетно заявил Глеб, просто-таки заражавший своей тягой к благам телесным, – сто лет стоял и еще простоит, а этруски ваши вообще померли давно и вас с нетерпением не ждут. Давайте с нами, потом в музей пойдете, так же лучше?

Студенты подумали и согласились, что лучше.

И вот через десять минут все сидели, сдвинув круглые столики в открытом кафе, что было ужасно неудобно, но смотрелось уютно, и перед Максом стоял полулитровый бокал с ледяным пивом. Невероятное зрелище.

«Видел бы меня сейчас отец…»

Пиво – атрибут плебейский, уличные кафе – тем более. Макс собрался с духом и отхлебнул плебейского пива.

И ничего страшного не случилось.

Инга посматривала на него, но ничего не говорила. Макс был рад, что она не лезет к нему с нравоучениями. Она всегда выдерживала расстояние, достаточное для того, чтобы безболезненно отступить на заранее подготовленные позиции, и даже близко не подходила к тому, чтобы всерьез Макса разозлить. Она давала ему время. Всегда.

Сокровище, а не сотрудница.

За крайним столиком в кафе сидел пожилой итальянец; тоже пил пиво, читал газету, но каждую минуту отвлекался, чтобы бросить мячик собаке. Пес, белый в черную крапинку (Макс не помнил, как называется эта порода), носился на траве, прыгал, бил хвостом и таскал мячик с завидным энтузиазмом. Кирилл наблюдал за игрой завистливыми глазами. Итальянец через какое-то время поймал его взгляд, улыбнулся и громко крикнул что-то.

– Он говорит, ты можешь пойти и поиграть с Баджи, – перевел Макс.

– Ух ты-ы! Мам, можно я пойду? Можно, можно?

– Иди, если хозяин разрешает.

Кирилл сорвался с места и кинулся к собаке. Итальянец засмеялся, отдал мальчику мяч и заговорил; Кирилл сосредоточенно кивал, будто понимая, а может, и вправду понимал. Пес стоял рядом, нетерпеливо пританцовывая, но, когда Кирилл кинул мяч, бросился и принес именно ему.

Некоторое время все наблюдали за мальчиком и собакой, носившимися по лужайке, пока вдруг Инга не сказала:

– Все, не могу больше. Извините меня, но я тоже хочу.

Встала и пошла.