То ли что-то сместилось у него в голове, то ли это римское пиво так подействовало… Или размах лестницы: ступеньки уходят вниз, на них, словно птицы на жердочках, расселись люди, все это похоже на нотный стан. Какую мелодию можно было бы сыграть на Испанской лестнице Рима? Вечно меняющуюся: ноты уходят, вместо них приходят новые, и лишь скрипичным ключом поет внизу фонтан-лодочка.
Затем Елена деликатно увела Кирилла то ли в планетарий, то ли в какой-то четырехмерный имитатор по истории Рима, и Инга с Максом остались предоставлены сами себе. Отличное время для разговора, но Макс не пожелал разговаривать. Он пожелал гулять, он пожелал в ресторан, и он не отказался бы от повторного визита в замок Сан-Анджело, который вчера не успел оценить. Вместе с мостом.
А пока нужно обязательно ехать в Термы Каракаллы, прямо сейчас.
– Это же величайшее архитектурное творение. Я должен их увидеть, – сказал Макс.
– Если должен, тогда конечно, – согласилась Инга.
И они поехали.
Когда вошли в сохранившиеся развалины, тщательно охраняемые теперь властями, Инга затаила дыхание. Здесь она не бывала – все-таки оставались в Риме места, которых она не видела! Остатки огромного банного комплекса поражали колоссальным общим залом, где золотистый свет падал через тонкие каменные пластинки на окнах в бронзовых переплетах. Камень светился, пропуская лучи, сиял совершенством слоновой кости… и все это умирало, исчезало в ярком солнечном свете, пробивавшемся сквозь трещины, с любопытством заглядывавшем туда, где ранее находился свод, глядевшем в пустые проемы окон. Интересно, Амлинского потянуло сюда подсознательно, потому что это были народные термы? Простые люди приходили не только мыться, но и общаться, а императоры милостиво взирали на оказанное благодеяние. Чувствуется некая связь.
Но, похоже, дело было в самом комплексе строений. Макс ходил и бормотал:
– Три части песка к извести, а если песок морской, то две к одной… – трогал щербатые стены, как, бывало, продаваемые дома.
– Я уже забыла, как они это делали, – сказала Инга, – лекции по античной архитектуре в институте были давно.
Амлинский мгновенно попался на удочку.
– Сначала – кирпич или тесаные камни, из них создавалась скорлупа. Туда лили бетонную массу, для терм Каракаллы это известь, галька и песок. Потом облицовывали мрамором. Видишь, здесь сохранилось? – Он показал на разлом. – На века строили, не то что теперь. У нас недолговечный век, Инга! – провозгласил он и похлопал по теплому боку валяющийся камень, словно благородного коня. – Здания трещат по швам через двадцать лет после возведения. На некоторые новостройки в Москве страшно смотреть – их сдают наспех, продают там квартиры, а что будет, когда тридцатиэтажное здание начнет трещать? Технику нужно обновлять каждые три года в лучшем случае, электронные приборы действуют мало, я за время нашего знакомства уже третий телефон меняю.
– Это ведь престижно – новый телефон, – сказала, улыбаясь, Инга.
– Дело не в престиже, а в КПД вещи. Он низкий. А это, – он снова похлопал по камню, – хоть и отвалилось, вполне годное. Посмотри на мозаики, на остатки мраморной облицовки. Это все было построено еще до нашей эры, подверглось разграблению и разрушению и не сгинуло!.. Ты знаешь, что тут устраивают оперные вечера?
– Слышала что-то такое.
– Я видел объявление при входе, ближайший концерт раз через два дня. Попробую достать билеты.