Каннибалы и короли. Истоки культур

В конце XVIII века в Европе присутствовал огромный спрос на детский труд. В рамках домашних хозяйств дети были задействованы в различных «надомных промыслах», помогая чесать шерсть, прясть хлопок, а также шить одежду и производить другие товары по контрактам с предпринимателями-заказчиками. Когда основным центром обрабатывающих производств стали фабрики, именно дети нередко оказывались для них основным резервом рабочей силы, поскольку им платили меньше, чем взрослым, а вдобавок они были более послушными. Таким образом, можно с уверенностью заключить, что снижение уровня смертности на ранних стадиях промышленной революции было обусловлено – по меньшей мере частично – возросшим спросом на детский труд, а не в полной мере существенным общим улучшением питания, жилищных условий или здоровья. Детям, к которым раньше относились с пренебрежением, которых бросали или убивали в младенчестве, теперь была предоставлена сомнительная привилегия дожить до того возраста, когда они смогут прийти на фабрику и проработают там несколько лет, пока не заболеют туберкулёзом.

Провальный результат первых трёх после распада феодализма столетий механизации и научной инженерии был очевиден для всех. В конечном итоге именно масштабное распространение нищеты и страданий на Европейском континенте и стало той искрой, которая зажгла пламя Французской революции. В 1810 году рабочие фабричных районов Англии скандировали лозунг «Хлеб или кровь». Чтоб добыть еду, обнищавшим массам приходилось всё больше воровать. С 1805 по 1833 годы ежегодное количество обвинительных приговоров за воровство в Англии выросло на 540 %, а с 1806 по 1833 годы на их основании было повешено 26,5 тысячи человек, в основном за кражу небольших сумм денег. В 1798 году страх перед революцией и ужасающее положение рабочего класса посреди технического прогресса и экономического роста побудили английского пастора Томаса Мальтуса представить публике свою знаменитую доктрину, гласившую, что бедность и страдания неизбежны. Объём средств к существованию, указывал Мальтус, рос в арифметической прогрессии, однако количество людей увеличивалось ещё быстрее. Мальтус не утверждал, что численность населения никогда не будет соответствовать доступному объёму продовольствия – скорее, он предупреждал, что без сдерживания роста населения посредством воздержания в качестве ограничителей этого роста будут выступать войны, детоубийство, голод, чума, прерывание беременности и нежелательные формы контрацепции. Применительно к прошлому Мальтус оказался абсолютно прав. Однако его ошибка заключалась в том, что он не смог предвидеть, каким образом промышленное производство в сочетании с новыми способами контрацепции вскоре приведут к стремительному и беспрецедентному повышению уровня жизни.

Вызов Мальтусу и другим экономистам XIX века, чьи дурные пророчества стали называть «мрачной наукой», бросили Карл Маркс и другие реформисты и радикальные мыслители. Они исходили из того, что состояние бедности и нищеты, в котором оказались европейские крестьяне и рабочие, являлось следствием законов, свойственных политической экономии капитализма, а не человеческому существованию в целом. Как утверждал Маркс, капиталисты извлекали прибыль от эксплуатации труда, а заработная плата при капитализме всегда будет снижаться до уровня прожиточного минимума вне зависимости от того, растёт или сокращается население. Маркс настаивал, что законы, внутренне присущие капитализму, неизбежно приведут к концентрации богатства в руках немногих плутократов и обнищанию всех остальных. Однако и Марксу, как и Мальтусу, не удалось предсказать быстрый и беспрецедентный рост уровня жизни, который произойдёт вскоре.

Ни Мальтус, одержимый законами воспроизводства, ни Маркс, одержимый законами производства, не осознавали того, что промышленная революция создавала совершенно новые отношения между производством и воспроизводством. В отличие от всех предшествующих крупных трансформаций способов производства, промышленная революция XIX века привела к огромному скачку производительности труда, который сопровождался не увеличением, а снижением темпов роста населения. С пикового значения около 1 % в год в начале 1800-х годов динамика демографического роста упала до 0,5 % в год столетие спустя, даже несмотря на то, что объём продуктов питания и других основных предметов первой необходимости, доступных в расчёте на душу населения, увеличивался гораздо быстрее. Замедлению общих темпов экономического роста в Европе способствовала эмиграция в другие части света, однако по большей части это снижение объясняется падением уровня рождаемости с 45 до менее 20 человек на тысячу.