В самом деле, этот идеал – высшее выражение нашего интеллекта, поэтому самые важные вопросы чистого разума должны касаться определения характеристик этого идеала. Это не только «принцип познания», но и «общая мера» реальности. Кант полагал не только, что мы всё познаем через Бога, но и то, что всё реально, лишь поскольку Бог привел всё в существование. Наши ответы на эпистемологические, онтологические и нравственные вопросы обращались для него вокруг одного и того же принципа, а именно «Бог[а]… как идеал[а] совершенства» или ноуменального совершенства. Таким образом, интеллектуальные понятия имеют двоякое использование. Во-первых, то, которое Кант называет «критическим» и которое «приносит негативную пользу, а именно, когда чувственно постигнутое ограждают от ноуменов», и во-вторых, догматическое, благодаря которому устанавливается истинное знание реальности. Кант предполагал, что инаугурационная диссертация будет просто наброском нового метода, который служил бы «пропедевтикой, принося огромную пользу всем, кто намеревается проникнуть в самые глубины метафизики»[772]
. Самый важный аспект этого метода заключался для Канта в ясном различении между принципами чувственного и интеллектуального познания, и «главным образом», утверждал он, «нужно всячески остерегаться того, чтобы принципы чувственного познания выходили за свои пределы и касались рассудочных [познаний]»[773]. Кант никогда больше не отказывался от этой позиции в отношении мысли и ощущения. Однако ему пришлось пересмотреть способ, которым он ее защищал. В 1770 году он считал, что разум может обеспечить основание универсальной нравственной теории только в знании вещей «как они есть», и думал, что мы можем обладать таким знанием посредством разума.Кант заключает свою инаугурационную диссертацию обязательством «более тщательно» исследовать эти вопросы. Он не собирался представлять в этом наброске положительные идеи реформы метафизики, но считал, что заложил фундамент такой реформы. «Критика чистого разума», которая вышла одиннадцать лет спустя, стала исполнением этого обещания. В ней Кант впервые представил публике результаты размышлений, занимавших его все прошедшие годы. Ее издание завершило больше десяти лет «молчания» – и тяжелой работы.
Первые отклики: «Мы… недостаточно убеждены»
Рецензия на инаугурационную диссертацию вышла в Königsberger Gelehrte und Politische Anzeigen
в пятницу, 22 ноября, и в понедельник, 25 ноября 1771 года. Ее написал Иоганн Шульц, который был в то время пастором в городе Левенхаген. Шульц первый должным образом отметил важность диссертации, сказав, что она отличается от большинства академических упражнений и обещает очищение метафизики от любой примеси чувственного. Далее он предложил подробный обзор работы. Во второй части рецензии он перешел к критике. Так, он отверг утверждение Канта, что интеллектуальное созерцание невозможно. Хотя это утверждение «основополагающее для всей диссертации», оно «недоказуемо», поскольку душа может видеть «себя» и все, что в ней в данный момент случается, во внутреннем ощущении. Неважно, являются ли эти ощущения ощущениями внешних или внутренних вещей. Поскольку время для Канта – форма не только ощущения, но и мышления, он не может утверждать, что интеллектуальное созерцание невозможно, на основе утверждения, что оно существует во времени. В самом деле, Кант хотел показать, что пространство и время – лишь принципы чувственного мира, но они вполне могли бы быть принципами одновременно и чувственного, и интеллигибельного мира, и Канту следовало бы доказать, почему это невозможно. Кант, может быть, и прав, но очевидного доказательства этого тезиса в его работе нет. Шульц также выдвинул возражение против кантовского принципа формы интеллектуального мира. Кант считал, что этот принцип состоит в том, что все зависит от одного. Рецензент, «не колеблясь, объявил это утверждение неверным». Кант доказал, что все субстанции в этом мире должны зависеть от одной необходимой причины, но не доказал обратного: что все субстанции, которые зависят от одной причины, должны составлять один мир. Кант положил важное начало исследованию различия между чувственным и интеллектуальным, но предстоит еще многое сделать. Шульц писал, что хотя «мы еще недостаточно убеждены, перспективы, которые открывает эта работа, тем не менее настолько достойны уважения, что мы не знаем работы, которая представила бы лучшие материалы для улучшения метафизики»[774]. Кант назвал «честного пастора Шульца» «лучшим философским умом, который я знаю в наших краях»[775]. Он признал, что возражение по поводу времени как формы внутреннего смысла «самое существенное» по отношению к его системе, и оно «заставило его крепко задуматься»[776].