Кант. Биография

Хорошая колкость: Мендельсон упрекает Канта, который, будучи столь популярным преподавателем и писателем, только что получил кафедру, в неясности. Он указывает, что сам писал кое-что о бесконечной протяженности, что было очень близко к тому, что Кант говорит в диссертации (и что он пошлет ему второе издание своих «Философских сочинений»), и затем критикует Канта за то, что тот отождествляет моральный инстинкт Шефтсбери с эпикурейским чувством удовольствия. Самое важное критическое замечание со стороны Мендельсона касается понятия времени. Кант утверждал в диссертации, что мы знаем, что слово «после» имеет значение только благодаря предшествующему понятию времен[779]. Мендельсон же считает, что слово «после», возможно, и имеет в первую очередь хронологическое значение, но его можно использовать для любого порядка вообще, «в котором наличествуют две действительные вещи „А“ и „Б“, причем „A“ может наличествовать только в том случае или покуда „Б“ не наличествует. Одним словом – поряд[ка], при котором две вещи, противоречащие друг другу полностью или гипотетически, тем не менее могут наличествовать»[780]. Это просто вопрос особенностей языка, что дело выглядит так, будто «после» относится ко времени. По схожим причинам принцип противоречия нуждается в условии «в одно и то же время»; но еще важнее то, что Мендельсон признает – он не может заставить себя согласиться с тем, что время – это «нечто субъективное». Его аргумент звучит так: последовательность является необходимым условием представлений для конечных мыслящих существ. Но конечные мыслящие существа суть не только субъекты, но и объекты представления в уме как Бога, так и других человеческих существ. Таким образом, следование друг за другом непременно объективно. Если последовательность реальна в том, что касается представления существ, то почему она не может быть реальной по отношению к чувственным объектам? Возражения против такого понимания времени далеко не очевидны. Время, которое, согласно Лейбницу, есть феномен, обладает, как и всякое явление, субъективным и объективным аспектом. «Субъективное в нем – длительность, которую себе представляют, а объективное – последовательность изменений, которые суть равно удаленные следствия (rationata) от одного основания»[781].

Примерно двумя месяцами ранее Ламберт критиковал в письме к Канту его «прекрасную диссертацию». Он увидел, что размышления Канта имеют источником его собственные работы. Кант хотел провести четкое различие между чувственным и интеллектуальным и утверждал, что вещи, которые связаны с пространством и местоположением, отличаются по роду от вещей, которые должны быть вечными. Сам Ламберт говорил то же самое в «Новом органоне» 1764 года, но, что важно, он говорил только о существующих вещах, в то время как Кант хотел применить это ко всем вещам. Являются ли истины геометрии и хронометрии чувственными или также и рассудочными, то есть вечными и неизменными? Возможно, они являются и теми, и другими. Как бы то ни было,

…до сих пор я никогда не мог отрицать всей реальности времени и пространства или считать их просто образами и видимостью. Я думаю, что все изменения тогда тоже должны были бы быть лишь видимостью. И это противоречило бы одному из моих принципов (№ 54 «Феноменологии»). Если изменения имеют реальность, то я должен наделить ею и время[782].

В существующих объектах должно быть что-то, что соотносится со временем и пространством[783].

Кант в июне 1771 года уже знал, что Герц, его студент и респондент, опубликует в 1771 году свои «Размышления о спекулятивной философии» (Betrachtungen aus der spekulativen Weltweisheit), комментарий к кантовской инаугурационной диссертации[784]. Он многого от них ждал. Хотя потом он, вслед за рецензией Ламберта, не ценил их так уж высоко, он считал эту работу важной, по крайней мере поначалу[785].

Книга написана как серия писем другу о философии Канта. Хотя большая часть книги – это всего лишь обзор позиции Канта, Герц также предлагает ряд критических замечаний. Кант довольствовался тем, что обсуждал различие между субъективным и объективным и показывал, что чувственное познание имеет дело только с чем-то субъективным, в то время как рациональное познание стремится к «объективному в вещах» и очерчивает принципы, действующие во всех них[786]. Герц заявляет: