В том, что Кант стал профессором метафизики и логики, а не математики или какой-либо из естественных наук, есть известная доля случайности. Однако с этого момента всю свою энергию он направил на философию, обкатывая в лекционных курсах мысли, которым через десять лет суждено было принести ему репутацию величайшего светоча Германии. Философ Й. Г. Хаманн записал в своих воспоминаниях, что приходить на лекции Канта следовало в шесть утра, за час до того, как появлялся сам профессор, чтобы найти свободное место. А ученик Канта Яхманн оставил нам свидетельство о том, как протекали лекции: «Кант выдвигал и определял метафизические концепции в совершенно особой манере. Она заключалась в том, что он вел свои рассуждения прямо перед аудиторией, так, будто он сам только что начал обдумывать этот вопрос, постепенно добавляя определений, совершенствуя ранее данные, и так, шаг за шагом, приближаясь к финальному аккорду — его трактовке предмета, которую он обтачивал со всех сторон, давая внимательному слушателю не только собственно знание предмета, но и методику мышления».
Этот же автор в письме к одному из своих друзей вспоминал кантовские лекции по этике: «В них он был чисто спекулятивным философом, и к тому же пламенным оратором, он удовлетворял не только умственный, но и эмоциональный голод. Было истинным наслаждением слышать стройное этическое учение, облеченное в строгие философские построения, из уст самого его создателя. Как часто он исторгал у нас слезы, как часто проникал до самой глубины наших сердец, как часто возвышал наши умы и чувства от мелочного эгоизма до восторженного осознания свободы воли, осознанного подчинения законам разума и общественного долга!»
Каким бы выспренним ни показалось нам это свидетельство, Яхманн не лгал. Ораторские таланты Канта как на публике, так и между друзьями принесли ему широкую известность задолго до того, как увидели свет его знаменитые труды.
Канта как личность часто изображают в пародийном свете: пунктуальность, привередливость и эгоцентризм. Считается (потому что Гейне так сказал), что кенигсбергские хозяйки проверяли по нему часы. Считается (потому что сам Кант однажды обмолвился об этом), что постоянная забота о собственном здоровье выливалась в свирепую ипохондрию. Считается, что скудость меблировки его дома свидетельствовала о его равнодушии к красоте, а педантизм в ежедневных делах — о холодноватом, даже черством сердце.
Действительно, Кант жил если не по часам, то по строгому расписанию. Слуге предписывалось будить его каждое утро в пять часов, не слушая возражений.
2. Руссо, чей портрет был единственным украшением жилища Канта
До семи он работал за письменным столом в ночном колпаке и халате и немедленно переодевался в эту одежду, вернувшись с утренних лекций. Он оставался в кабинете до часу дня, когда должна была состояться его единственная за день трапеза, после которой он в любую погоду отправлялся на прогулку. Гулял он всегда один, так как был уверен, что, поскольку во время разговора люди неминуемо вдыхают воздух ртом, разговаривать на улице вредно. Он ненавидел шум и дважды переезжал, пока не нашел жилья, в которое не проникали никакие звуки, даже написал однажды начальнику полиции письмо с требованиием, чтобы обитатели находившейся по соседству тюрьмы перестали распевать гимны. Его неприятие музыки, за исключением военных маршей, доходила до смешного. Визуальные искусства не волновали его вообще; в его доме висела одна-единственная гравюра — подаренный кем-то из друзей портрет Руссо.