Читаем Канун полностью

Это было дня черезъ три посл прізда Зигзагова. Но Левъ Александровичъ, получивъ эту телеграмму на служб, спряталъ ее въ карманъ и явился домой совершенно такимъ же, какимъ являлся всегда. Онъ ни слова не сказалъ о телеграмм ни Зигзагову, ни сестр.

Сейчасъ же посл обда онъ ухалъ, сказавъ Зигзагову, что у него есть неотложное дло и что они встртятся вечеромъ у Натальи Валентиновны.

Въ дйствительности же онъ похалъ прямо къ Мигурской, такъ какъ хотлъ бытъ у нея хоть за полчаса раньше другихъ.

Наталья Валентиновна была единственный человкъ, съ которымъ онъ въ этотъ день говорилъ о телеграмм Ножанскаго.

VI

Максимъ Павловичъ устраивался. Переговоры съ издателями начались на другой же день посл его прізда.

Издатели дйствовали различными пріемами, каждый сообразно своему характеру. Курчавинъ, давшій своей газет либеральное направленіе только потому, что убдился въ выгодности его, самъ же человкъ темный и одинаково равнодушный ко всмъ направленіямъ, былъ господинъ юркій, находчивый и хитрый и никогда не дйствовалъ прямо, а всегда черезъ третье лицо и разными ходами.

Поэтому онъ явился не къ Зигзагову, а къ Льву Александровичу, и не на домъ, а въ управленіе.

Левъ Александровичъ отличался чрезвычайной доступностью. По дламъ, касавшимся пароходнаго общества, его могъ видть всякій, ни для кого онъ не длалъ исключеній. А тмъ боле Курчавинъ, какъ издатель газеты въ город, гд пресса имла большое значеніе, могъ явиться къ нему запросто.

Но Курчавинъ все же сдлалъ видъ, что главная цль его посщенія дловая. Хитрый умъ его придумалъ нчто правдоподобное. Въ небольшомъ приморскомъ городк былъ маленькій агентъ пароходнаго общества, который предложилъ газет Курчавина свои услуги быть корреспондентомъ. Курчавинъ и явился къ директору освдомиться о его служащемъ. Съ этого и началъ.

Левъ Александровичъ сразу понялъ это, но не забгалъ впередъ, а просто далъ свой отзывъ о будущемъ корреспондент. Тогда Курчавинъ перешелъ къ главному.

— А между прочимъ, Левъ Александровичъ, къ вамъ просьба. Вы знаете, что моя газета первая въ город. Кромшный разогналъ отъ себя всхъ евреевъ. Они въ синагог поклялись не брать въ руки его газету, а вдь евреи въ нашемъ город главные подписчики. А Малеванскій такую скучищу разводитъ въ своей газет, что отъ нея мухи мрутъ, и онъ, не знаю ужъ какъ сводитъ концы съ концами. А моя газета идетъ бойко, въ ней и подписчики и объявленія. Мое дло солидное.

Въ этомъ Курчавинъ былъ правъ. Изъ трехъ газетъ его листокъ пользовался наибольшимъ успхомъ. Это была вполн бульварная газетка, какая и была нужна въ такомъ бойкомъ коммерческомъ город.

— Такъ вотъ-съ я и говорю: вы имете вліяніе на Максима Павловича… Нтъ, нтъ, ужъ не говорите, вы — съ нимъ въ дружб и средства ему посылали, когда онъ былъ въ ссылк. По настоящему, это мы, издатели, должны бы длать… Но какъ-то это не вышло. Да-съ… Такъ говорю я: дайте вы ему, Максиму Павловичу, добрый совтъ: ну, что ему рисковать, напримръ, съ Малеванскимъ, который, когда приходить время платить сотрудникамъ, корчится, какъ чортъ передъ крестомъ, а за бумагу долженъ двадцать пять тысячъ… Или пачкаться въ орган Кромшнаго… Кромшный, конечно, платитъ будетъ, ужъ онъ съ другихъ сотрудниковъ шкуру сдеретъ, а Зигзагову заплатитъ… Да, вдь газета то его паскудная и не къ лицу Максиму Павловичу, пріхавшему изъ ссылки, на ея столбцахъ появляться. А пускай онъ идетъ ко мн. Заплачу ему такъ, какъ никто не заплатитъ, а ужъ свободу въ газет, сами знаете, ему давать не надобно, потому онъ самъ ее возьметъ.

— Извольте, — отвтилъ Левъ Александровичъ:- я передамъ ему то, что вы говорите.

— Передать мало. Вы посовтуйте отъ себя…

— Это я не берусь. Онъ самъ знаетъ вашу газету и васъ, и другія газеты и ихъ издателей. Какъ же я могу вмшиваться въ его дла?

— Да вдь вы же согласны со мной, что самое лучшее ему у меня?

— Да, я такъ думаю.

— Ну, вотъ это и скажите. А онъ только пускай бровью мигнетъ, я сейчасъ и прибгу.

Малеванскій дйствовалъ совсмъ иначе. Это былъ человкъ образованный, воспитанный, корректный и сознательно державшійся тхъ взглядовъ, какіе проводилъ въ своей газет. Дла его дйствительно были не блестящи. Газета была слишкомъ серьезна для мстныхъ читателей. Онъ держался столичныхъ образцовъ и этимъ портилъ себ подписку.

Кром того онъ былъ брезгливъ и потому отвергъ услуги многихъ способныхъ людей, которые, по несчастной случайности, почти вс отличались нечистоплотностью и благополучно ютились въ редакціи Курчавина.

И тмъ боле ему былъ нуженъ Зигзаговъ. Одно его имя было способно измнить шансы въ пользу газеты Малеванскаго.

Но онъ дйствовалъ напрямикъ. Просто надлъ сюртукъ и цилиндръ и сдлалъ визитъ Зигзагову и тутъ же изложилъ ему условія.

Кромшный былъ въ особомъ положеніи. Онъ зналъ, что Зигзаговъ обратится къ его газет только въ самомъ крайнемъ случа. И раньше бывало, что имя Максима Павловича появлялось въ ней только тогда, когда Зигзаговъ окончательно перессорится съ обими либеральными газетами. Тогда Кромшный являлся къ нему, соблазнялъ и его газета на время становилась приличной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история