Казалось, оно было вн всякаго сомннія. О немъ говорили ихъ глаза, ихъ чуткій и тревожный интересъ ко всему, что касалось каждаго изъ нихъ, ихъ нжная заботливость другъ о друг. Но этимъ дло ограничивалось.
Можетъ быть, со стороны Льва Александровича тутъ важную роль играла боязнь дать подтвержденіе нкоторымъ городскимъ разговорамъ, а главное — дать мужу Натальи Валентиновны оружіе противъ нея.
Докторъ Мигурскій былъ человкъ грубый и зложелательный.
Наталья Валентиновна разсталась съ нимъ при обстоятельствахъ оскорбительныхъ для него, и онъ никогда не забывалъ этого.
Виноватый передъ ней кругомъ, невоздержный, жадный до женщинъ, почти открыто измнявшій ей съ покладистыми паціентками, онъ иногда встрчалъ энергичный отпоръ и Наталь Валентиновн пришлось быть свидтельницей многихъ скандальныхъ исторій.
Она давно уже презирала его, но терпла ради сына. Но однажды посл такого эпизода. который разыгрался въ дом, съ отвратительными подробностями, невольнымъ свидтелемъ которыхъ былъ Вася, она просто взяла за руку мальчика и сказала мужу.
— Я больше не могу, я ухожу и — навсегда.
Мигурскій былъ огорошенъ такой ршительностью и въ первую минуту не нашелся. Наталья Валентиновна, дйствительно, ушла и поселилась въ гостинниц, а потомъ обзавелась квартирой. Но Мигурскій очень долго длалъ ей всевозможныя гадости. Ради скандала онъ обращался къ полиціи, ходилъ даже въ судъ, хотя и безуспшно, распространялъ по городу про нее отвратительныя сплетни и въ тоже время осаждалъ ее письмами, въ которыхъ требовалъ ея возвращенія. Но она оставалась твердой.
Въ послдніе два года онъ оставилъ ее въ поко. Но конечно всякій поводъ съ ея стороны доставилъ бы ему удовольствіе и вновь возбудилъ бы его оскорбленную гордость.
Только эта гордость и была причиной его исканій. Никакихъ чувствъ къ ней онъ не питалъ. Но положеніе брошеннаго мужа бсило его. Если бы ему удалось возвращеніе въ домъ Натальи Валентиновны, онъ вроятно черезъ нсколько дней съ негодующимъ торжествомъ выгналъ бы ее и именно такъ, чтобы вс это видли и знали.
Левъ Александровичъ все это зналъ и хорошо понималъ, что серьезный шагъ съ ихъ стороны поведетъ къ тяжелымъ осложненіямъ для Натальи Валентиновны. Было бы безуміемъ предполагать, что такой человкъ, какъ Мигурскій, можетъ переварить мысль о добровольномъ развод. На это не было никакихъ надеждъ. Что же онъ могъ предложить женщин, которую дйствительно обожалъ?
И благодаря всему этому, ихъ отношенія какъ бы застыли въ неопредленномъ состояніи. Все готово, чтобы отправиться въ путь, тройка стоитъ у подъзда, ямщикъ натянулъ возжи, чемоданы вынесены и уложены, но сдоки изъ какого то необъяснимаго суеврія боятся переступить черезъ порогъ дома и тройка стоитъ въ ожиданіи и дни и ночи.
Въ тотъ день, когда онъ получилъ отъ Ножанскаго срочную телеграмму, онъ едва усплъ обмняться съ Натальей Валентиновной нсколькими словами. Онъ только сообщилъ ей о факт и просилъ ее подумать.
Очень рано пришелъ Корещенскій, а затмъ явился и еще кой-кто.
И Наталья Валентиновна была очень удивлена, когда дня черезъ четыре посл этого, посл раздавшагося въ ея квартир звонка, часа въ три дня, вошелъ Левъ Александровичъ. Въ этотъ часъ онъ всегда бывалъ занятъ въ управленіи и никуда оттуда не вызжалъ.
Она взглянула на него и сразу поняла, почему и для чего онъ сдлалъ это отступленіе.
Въ квартир не было никого, кром ихъ. Вася отправился гулять съ горничной. Кажется, Левъ Александровичъ зналъ это, выбирая именно этотъ часъ, и принималъ это въ расчетъ.
— Вы одна? спросилъ Левъ Александровичъ, — мн нужно, чтобы вы были одна.
— Пойдемте въ гостиную, я совершенно одна. Важное.
— О да, самое важное.
Они сли другъ противъ друга и Наталья Валентиновна смотрла на него, какъ на нчто новое. Онъ сильно волновался. Это ему совсмъ не было свойственно, и она никогда не видла его такимъ. — Разсказывайте!
— Разсказъ недологъ. Я говорилъ вамъ о телеграмм Ножанскаго. Теперь — письмо. Сообщаетъ, что надо только получитъ мое согласіе и сейчасъ же послдуетъ мое назначеніе.
— Куда?
— На первое время во глав одного изъ департаментовъ министерства. Это на нсколько недль. Маршрутъ довольно обыкновенный и давно извстный. Это необходимая стадія, чтобы сдлаться товарищемъ министра. Я еще не знаю вашего мннія объ этомъ.
— Я много думала объ этомъ, Левъ Александровичъ. Чмъ можетъ удовлетворитъ васъ пребываніе при Ножанскомъ въ качеств товарища? Я думаю такъ, что товарищъ, это — отголосокъ. Разв вы можете быть отголоскомъ Ножанскаго?
— Я никогда имъ не буду.
— Разв можно иначе?
— Еслибъ я не былъ увренъ въ этомъ, я не говорилъ бы объ этомъ серьезно. А серъезно я говорю вотъ почему: я съ виду человкъ спокойный и уравновшенный, но это потому, что важные душевные процессы происходятъ у меня внутри. По натур я борецъ, борецъ не въ какомъ-нибудь героическомъ смысл, я борецъ для себя. Мн хочется вчно завоевыватъ… Здсь я завоевалъ все, что могъ, и мн давно уже скучно. Вдь это вчное, почти ненарушимое Status quo…
— А тамъ вы надетесь завоевать?
— Непремнно.
— А Ножанскій? Разв онъ посторонится?