Капетинги. История династии (987–1328)

Король на эту декреталию отреагировал в практической плоскости — запретил всякий вывоз золота и серебра, тем самым помешав обложению бенефициев в пользу Рима, и изгнал папских сборщиков податей. Легисты, со своей стороны, взяли на себя теоретический ответ. Авторы «Диалога клирика и рыцаря» (1296) стараются поймать папу в ловушку Евангелия: «Христос не осуществлял никакой власти. Он отвергал даже мысль о ней. Он назначил Петра своим викарием ради того, что имеет касательство к нашему спасению, и только ради этого. Он не посвящал его в рыцари и не венчал королевской короной. Он рукоположил его в священники и епископы» (Жан Фавье). Призывая к отказу церкви от функций государства, легисты вели речи, довольно близкие к речам францисканцев-спиритуалов. Впрочем, они заходили даже дальше, уже формулируя понятие «национальной» церкви, находящейся на службе власти. Есть законное право, говорили они, «добиваться, чтобы они (церкви) служили укреплению и усилению королевской власти»; нужно также «закрепить за ними оборону земли». Мало того: эти принципы делали церковь идеологическим орудием и машиной для выдачи субсидий на службе у монархии. В таком духе выдержана записка «Antequam essent clerici» (Пока не станут клириками), утверждавшая, что если клирики не сражаются, то они должны содержать воинов.

Наконец произошло примирение. В феврале 1297 г. папа признал за королем право взимать без его разрешения, но в случае крайней необходимости подати со всего духовенства, которое тут же и обложили налогом на фламандский поход 1297 г. Канонизация святого Людовика 10 августа того же года случилась очень кстати, чтобы восстановить атмосферу доброго согласия между Парижем и Римом.

Конфликт между папой и королем вспыхнул снова в связи с делом Бернара Сессе. Последний, став в 1301 г. епископом Памье, показал себя заклятым противником Филиппа Красивого и поддержал графа Фуа. Прелата обвиняли в том, что он называл государя бастардом и фальшивомонетчиком, предрекал скорую гибель династии и королевству, утверждал, что Памье — не Франция, и вел себя как лангедокский патриот. «Жители этой земли, — говорил он, — не любят ни короля, ни французов, которые принесли им только зло […]. Двор развращен, это блудница. Пьер Флот не делает ничего, если не дать ему на лапу». После следствия, проведенного двумя королевскими служащими, Бернар Сессе в июле 1301 г. был арестован. Во время процесса над ним в Санлисе ему предъявили странные обвинения: якобы он называл папу «дьяволом во плоти» и утверждал, что Людовик Святой пребывает в аду. В свете позднейших событий это все наводит на мысль, что процесс был сфабрикован агентами короля. Разумеется, он завершился тюремным заключением епископа Памье, и папа потребовал его освобождения. Бонифаций VIII также созвал в Риме на День Всех Святых 1302 г. собор французской церкви, заботясь об «исправлении злоупотреблений и о добром управлении королевством». Он также лишил короля права взимать десятину. Буллой «Ausculta» от 5 декабря 1301 г. он выдвинул против Филиппа Красивого целый ряд обвинений: «Мы любили тебя отеческой любовью […], мы должны […] ясно дать тебе понять, что в тебе […] нас огорчает: угнетение твоих подданных, в котором ты повинен, ущерб, который ты творишь церквам, клирикам и мирянам, недовольство, какое твое деспотическое поведение вызывает у пэров, графов, баронов и прочих знатных мужей, коммун и народа королевства […]. Ты, вопреки справедливости, тянешь свои алчные руки к владениям и правам Церкви […]. Ты берешь несоразмерно много доходов с вакантных кафедральных церквей, присваивая их в силу регального права […]. Мы не говорим уж о подделке монет и прочих бесчинствах, в которых ты виновен перед подданными. До нас доходит на это множество жалоб, это известно всему миру». Можно ли представить более всеобъемлющее осуждение политики, исходящее от папы, видимо, очень хорошо осведомленного о многочисленных проявлениях произвола, которые он приписывает пагубному влиянию окружения: «Но именно этим дурным советникам нет прощения. Делать ложные и необдуманные шаги тебя подбивают лжепророки. Это они терзают подданных королевства […], это они под твоим покровительством расхищают твое достояние и достояние прочих и под видом правосудия угнетают твоих подданных и церкви». Бонифаций VIII умело пытался использовать общую враждебность к легистам, чтобы обеспечить полный успех решениям римского собора, который по всей теократической логике должен был предписать «то, что важно для исправления изъянов, для спасения королевства и хорошего управления им»[276]. Папа лишь забыл, что он не Иннокентий III и обращается не к Иоанну Безземельному.