Капетинги. История династии (987–1328)

Чтобы справиться со срочными финансовыми проблемами, король и его советники не забывали ничего из всего набора крайних средств. С церковных бенефициев двадцать четыре года из тридцати взималась десятина, несмотря на возражения папы. Податью обложили внешнюю торговлю, продавая экспортные лицензии, в частности, итальянским купцам. Прибегали к принудительным займам у зажиточных горожан и у чиновников. Время от времени собирали по несколько сот тысяч ливров, то конфискуя имущество ломбардцев (в 1292 г., в 1309 г. и 1311 г.), то обложив сбором евреев, а потом изгнав их в 1306 г., а несколько позже — захватив имущество ордена тамплиеров. Косвенным налогом, или побором (maltote), из расчета денье с ливра (0,4 %) обложили сделки и договоры, но при этом позволяли городам откупаться, платя всю сумму сразу.

Можно ли с учетом этих многочисленных денежных изъятий, которые своим появлением были обязаны богатому воображению усердных сотрудников финансового ведомства, оценить, насколько тяжким был финансовый гнет? С 1296 по 1302 г. общая сумма прямых налогов в принципе составляла 2 % (пятидесятую долю), что отнюдь не было непосильным бременем. Но в 1303 г. средний собственник якобы платил 30 % от дохода, а знатный человек — 70 %, кроме как если он находился на военной службе. Эти сногсшибательные цифры ставят в тупик. Легче допустить, что с купца в том же году взимали 4 % от стоимости товаров.

Прочитав все вышесказанное, можно убедиться, что переходная финансовая система была до крайности сложной, что доля экстраординарных доходов в ней оставалась значительной, что никто не мог быть уверен ни в чем приобретенном и что на всем надо было экономить. Тем не менее сквозь все эти колебания и противодействия проступают два главных принципа — «право короля оплачивать управление настоящим государством» и его право принуждать подданных платить ради защиты общих интересов.

Рождение светского государства

«Битва титанов» между Филиппом Красивым и Бонифацием VIII была парадоксом сама по себе, потому что в ней столкнулись благочестивый король и папа, первоначально исполненный лучших намерений в его отношении. Но в то же время к этому столкновению привела двойная эволюция: с одной стороны — укрепление папской теократии, с другой — утверждение божественного права монарха. К тому же за несколько десятков лет образовалось три главных источника конфликтов между государством и церковью — проблема пожалования бенефициев, расширение полномочий церковного суда и, наконец, регулярный сбор десятины светской властью. Отныне все эти вопросы приобрели особую остроту. В 1289 г. Капетинг отправил посольство в Рим, сообщая в резких выражениях, что «французская церковь принадлежит королю, а не пaпe»[274]. Договор, подписанный в следующем году, позволил королю взимать десятину до 1293 г.

Пятого июля 1294 г. папой под именем Целестина V был избран отшельник Пьетро дель Морроне. Этот понтифик, близкий к францисканцам-спиритуалам, фактически был не более чем игрушкой в руках неаполитанских Анжуйцев и клана Колонна. Через шесть месяцев, 24 декабря 1294 г., он отказался от папской тиары, уступив место юристу Бенедетто Гаэтани, принявшему имя Бонифация VIII. Новоизбранного папу обвиняли в том, что он вынудил предшественника уйти, а потом поспособствовал его смерти. Эти слухи нашли определенный отголосок в анжуйском и французском лагере, который помог усилиться ордену целестинцев, созданному для того, чтобы увековечить память покойного папы и поддерживать галликанские убеждения в противовес притязаниям римского понтифика.

Бонифаций VIII не замедлил показать силу характера, очистив римскую администрацию от своих противников, заменив представителей рода Колонна на Гаэтани и поддержав нищенствующие ордены, всецело ему преданные. Отношения между этим теократом-централизатором и Филиппом IV быстро ухудшились. Десятина, взимаемая последним с 1294 г. для финансирования войны в Гаскони, стала первым источником трений, вскоре усилившихся из-за намерений короля собрать в 1296 г. пятидесятину с имущества клира. Декреталией «Clerici lai'cos» папа дал понять, что «любое обложение клириков податями, осуществляемое светскими властями», возможно только с его согласия. Он пригрозил применить санкции к клирикам, которые станут платить, и не остановился перед драматизацией конфликта: миряне «силятся разными способами обратить клириков в рабство и подчинить своему владычеству»[275]. Если сводить историю к войне абстрактных принципов, можно было бы сказать, что это теократический августинизм выступил против аристотелизма в томистской версии, признававшего за государством миссию управлять общественной жизнью в целом и право налагать на духовенство такие же обязанности, как и на другие сословия.