Под нажимом прелатов и нотаблей, то есть собственников, рантье и кредиторов, с 1305 г. пришлось начать политику усиления монеты, а в 1306 г. сделать попытку вернуться к «хорошей» монете Людовика Святого. Было принято решение, что все деньги, находящиеся в обращении, обесцениваются приблизительно на две трети от номинала. В результате сумма неоплаченных долгов в звонкой монете утроилась. Какие бы власть ни предпринимала меры в отношении арендной платы, квартирной платы и долгов, переход от слабой монеты к сильной происходил болезненно. В Париже зимой 1307 г. из-за роста квартирной платы вспыхнули волнения. Их подавили, повесив двадцать четыре мятежника. В Шалоне-на-Марне гнев народа обратился против сборщиков тонлье, которые хотели собирать свои подати в «хорошей монете».
В 1306 г. мутации не прекратились. Они происходили и позже сообразно потребностям момента. Только в 1313 г. случились одно ослабление и одно восстановление монеты, убыточные для торговли, если верить Жоффруа Парижскому. Непостоянный характер обмена вредно сказывался на сделках. В то же время серебро продолжало дешеветь по отношению к золоту: если в начале царствования официальное соотношение цен на эти металлы составляло 1:12, то в 1309 г. оно дошло до 16, а в 1311 г. — до 19,6. Поскольку из-за этого происходила утечка белого металла, распространилась «черная» монета[273]
с дурной репутацией. К концу царствования подданные понимали королевскую политику все хуже, хотя некоторые уполномоченные старались ее объяснять. Штаты 1314 г. потребовали возвращения к постоянной монете и приближения официального курса драгоценных металлов к коммерческому. Подданные видели лишь произвол и алчность там, где действовали чисто монетные факторы: королевство страдало от нехватки серебра, которую усугубляли происки спекулянтов, наживавшихся на вывозе металла. В результате этой нехватки белого металла действительная стоимость монет падала, затрудняя любое их усиление. Несмотря на похвальные старания затормозить вывоз серебра, в том числе и в виде посуды, власть не могла вырваться из порочного круга. Ее «пилообразная» политика казалась непоследовательной подданным, которые не могли уяснить себе механизм обращения монет. Эти недостатки усугубились в результате изгнания (в 1309 г.) или смерти итальянских советников, что с 1311 г. дало Ангеррану де Мариньи все возможности действовать эмпирически.Вместо изменений монеты король мог попросить у вассалов финансовой помощи, будь это сеньоры или городские коммуны. Филипп IV трижды воспользовался этим правом: на свое посвящение в рыцари в 1285 г., на свадьбу своей дочери Изабеллы с Эдуардом II Английским и на посвящение в рыцари старшего сына в 1313 г. Всякий раз распространение этого обложения на арьер-вассалов вызывало протесты.
Лучшим решением для монарха, оставшегося без денег, было потребовать от всех подданных помощь, положенную защитнику королевства. Поэтому выкуп за неучастие в военной службе, предназначенный для содержания регулярных наемных войск, стал одним из важнейших компонентов чрезвычайного налогового обложения, но он взимался эмпирически, а в качестве постоянного введен так и не был. Когда позволяли обстоятельства, королевское правительство «переходило от военной обязанности непосредственно к финансовой» (Жан Фавье). В связи с войной в Гиени в 1294 г. лангедокцев обложили подымной податью из расчета 6 су с очага. В последующие годы бароны Севера и Юга давали согласие, всякий раз на одном и том же основании, на сбор сотой доли от состояния зависимых от них людей. Потом, с 1296 г., возникло сопротивление: графы и епископы присваивали третью часть от пятидесятины, причитавшейся королю; тут и там соглашались производить лишь частичные выплаты. Когда началась война во Фландрии, агенты короля должны были вести переговоры на местах, чтобы собрать пятидесятину. Извлекая выгоду из несчастья, поражение при Куртре в 1302 г. использовали как аргумент, чтобы потребовать от арьербана откупиться. В марте 1303 г. было объявлено о нескольких реформаторских решениях, чтобы получить полномочия на сбор налога. В 1304 г. у подданных удалось выманить кругленькую сумму в 735 тыс. турских ливров. Однако, как только призрак войны отдалился, больше никто не чувствовал себя обязанным оказывать королю финансовую помощь. Через несколько лет сбор фламандской субсидии, хоть и связанный с военными планами, в 1313 г. был прерван и в 1314 г. остался незавершенным. Тут видна вся неоднозначность ситуации: с одной стороны, народ не сознавал явной необходимости платить налог, с другой — власть старалась приучить его участвовать в ее расходах, договариваясь с Генеральными штатами, к которым обращались в 1303, 1308 и 1314 г., и с местными собраниями. Чтобы верней добиться своего, она прибегала к сомнительному аргументу, ссылаясь на военную угрозу. Согласно Раймону Казелю, такая политика станет систематической при некоторых преемниках Филиппа IV, сколь бы рискованной ни была.