Капетинги. История династии (987–1328)

Потребление городского населения во многом определяло его экономическую активность и доход. Согласно бельгийскому историку Ван Хаутте, Брюгге стал крупным рынком потому, что ему надо было прокормить многочисленное население, и это было более важным фактором, чем его торговля с дальними странами. Во фламандских городах заниматься снабжением было не менее важно, чем контролировать экспорт сукна. В Генте в 1350 г. приблизительно одна семья из четырех посвящала себя производству продуктов питания. Добрая часть заработков тратилась на пропитание, прежде всего на покупку мяса и вина.

Каждому городу требовалась сеть обмена, дорог и мостов. Он был местом проведения ярмарок и рынков, привлекавших население более или менее дальних мест и отмеченных в большом количестве еще до 1150 г. Годовой цикл из шести шампанских ярмарок, распределенных между Труа, Провеном, Ланьи и Бар-сюр-Об, не имел себе равных на Западе до 1250–1275 гг., когда их финансовая функция стала брать верх над чисто торговой ролью. Не задерживаясь на стереотипных описаниях торговых улиц, где снует народ, важно задаться вопросом, как городская экономика вписывалась в феодальную систему. Была ли она инородным телом, как думал Пиренн, или надо полагать, что феодальный способ производства и город нуждались друг в друге постольку, поскольку крестьяне и сеньоры не могли не посещать рынков, где приобретали продукты питания и ремесленные изделия, нужные для повседневной жизни, и монеты, необходимые для выплаты повинностей. Жак Ле Гофф считает, что город не был ни сообществом, антифеодальным по сути, ни коллективной сеньорией, а представлял собой основной элемент феодально-буржуазной системы. Не выстраивая теоретическую модель, можно отметить многочисленные признаки симбиоза городов и феодалов: сеньоры по-прежнему осуществляли свои права, включая юридические, и в городах тоже; горожанами становились прежде всего по милости графа, епископа или аббата и только потом благодаря ремеслу или коммерческой деятельности; и наоборот, зажиточные горожане проникали в сеньориальные структуры власти, покупали держания и фьефы, тогда как город утверждал свое господство над окружающей сельской местностью.

Городская мастерская, которую славили богословы XII и XIII вв., была более живописной и многообразной, чем можно представить по списку официально признанных цехов. Взгляды Эмиля Корнарта на зарождение «корпораций» могли уточняться, но никогда не оспаривались по существу[317]. Суть состояла именно в свободном объединении ремесленников, начавшемся в XII в., даже если где-то надо отвести должное место вмешательству сеньоров, где-то — инициативе церкви. Первыми организовались цеха суконщиков и кожевенников, но сапожники, кабатчики и мясники тоже проявили расторопность, особенно в Лане и Ле-Мане. Эпоха цехов, живущих по уставам и контролируемых сеньором или государем, наступила в XIII в. Эта организация ремесленников преследовала несколько целей: связать профессиональную солидарность с внутренним надзором внутри цеха; пресекать мошенничество, не допускать конкуренции и обеспечивать разделение труда; заботиться о качестве изделий, выпускаемых в городе, а значит, о его добром имени; позволять трудящимся несколько улучшать свое положение и поощрять их «работать хорошо и как следует», будь они мастерами, подмастерьями или учениками. В XIII в. почти весь труд был уже организованным, хотя оставались и независимые ремесленники. Мы довольно хорошо знаем ситуацию в столице благодаря парижской «Книге ремесел», в которой в 1268 г. по заказу прево Этьена Буало были записаны уставы ста одного из ста пятидесяти парижских цехов, обязанных обеспечивать охрану укрепленной городской стены. В классическом исследовании Бронислав Геремек описал тяжелое положение парижских учеников и подмастерьев, работавших в изнурительном режиме, получавших маленькое жалованье и вынужденных мириться с большим количеством неоплачиваемых выходных дней[318].

Купцы с XIX в. привлекали к себе все внимание историков (см. карта 21). По 1150 г. тексты упоминают разносчиков (cursores), лавочников (mercatores) и publici negotiators, которых можно рискнуть назвать негоциантами. Все началось с обмена между жителями ближних и не самых отдаленных местностей, пока дело не дошло до торговых операций в дальних краях. О первых фламандских торговцах сукном и шерстью упоминается в XI в. Через несколько десятков лет они уже бывали в Шампани, где с 1175 г. встречались с итальянцами. Сфера их деятельности неуклонно расширялась. За пределами Фландрии процветающие купцы попадались в Руане, Меце и Париже (где с 1121 г. объединились в «ганзу речных купцов»).