– Постой, добрый человек, а как же насчет рюмочки? – крикнул ему вслед старик. – Куда ты в такой дождь?
– У меня зонт! – не оборачиваясь, ответил кир Димитрос.
– Что с ним, а, дед? От кого он улепетывает?
– От жены, видать! – рассмеялся столетний старик. – Устал от нее, бедняга, вот и ушел в горы…
В неизменной накидке, с гитарой под мышкой из дома вышел Бертодулос. Глаза его блестели. Он только что позавтракал ячменным хлебом, обмакнув его в оливковое масло с винным уксусом, хорошим ломтем брынзы, выпил кружку вина. Подкрепившись, вышел во двор подышать свежим воздухом.
Надоело ему сидеть с женщинами и детьми. Бертодулос играл на гитаре, чтобы развлечь их, чтобы отогнать мысли о мужьях, ушедших в горы. Иногда ветер доносил оттуда звуки ружейных выстрелов. Женщины поднимались на второй этаж, прислушивались, и сердце у них замирало от тревоги. Единственное утешение – Бертодулос со своими закинфскими канцонеттами: от них и на душе становилось теплее.
– Дай Бог тебе здоровья, Бертодулос! – сказала ему вчера поповна Христина, недавно вышедшая замуж. – Твои песни послушаешь – и кажется, муж рядом.
Бертодулос горделиво приосанился, про себя подумал: как же мне за столько лет такое в голову не приходило? Значит, и у меня есть семья?..
– Как это так? – переспросил он, чтобы продолжить приятный разговор.
– Даже не знаю, как и объяснить тебе. Это только мы, женщины, понимаем. А ты уж лучше не любопытствуй! – И она лукаво улыбнулась.
Бертодулос подошел к старику и мальчику, склонившимся над доской.
– Ну что, дедушка, альфу хоть выучили? – спросил он. – Или и на эту гору еще не взобрались?
– Гляди, Трасаки, чтоб и тебе таким же шутом не стать, как этот старик.
Бертодулоса задела эта реплика, но он почел за лучшее промолчать. На днях, когда он посмел возразить, Сифакас схватил его одной рукой и усадил на выступ в стене, куда ставили горшок с базиликом. Бертодулос поднял крик. Женщины покатывались со смеху. Наконец принесли лестницу и сняли его. Поэтому сейчас он промолчал и поспешно спрятал гитару за спину.
– Иди-ка сюда, Трасаки, я научу тебя стрелять в цель, – сказал старик. – Вот это забава для мужчин! Принеси самопал!
Трасаки уже давно его приготовил, спрятал за дверью.
– Вот. Вчера я весь день чистил его, смазывал… Гляди, как блестит!
– Молодец, хвалю. Ты будешь стрелять еще лучше, чем твой отец. Чего таращишь глаза? Так и должно быть. Если бы сын не был лучше отца, мир тогда рухнул бы!
Старик положил свою огромную руку мальчику на голову.
– Ты должен превзойти всех нас. Мы, критяне, народ особый. У других как? Если ты пастух, то больше не думаешь ни о чем, кроме как об овцах. Крестьянин думает только о быках, а в дождь о посевах, купец – о торговле. А критянин должен еще думать и о Крите! А это значит, что у критянина всегда забот полон рот. Ведь наш благословенный остров порой сжирает все подчистую – и овец, и зерно, и товары. И на здоровье! Потому что, клянусь душой, которую я собираюсь отдать Богу, он достоин этого. Да что там говорить? Он жизнь твою забирает, а ты – радуешься! Вот так-то! А всякие там гитары, да Бертодулосы, да песенки, да европейские портки, да стриженые усики – это не для нас. Других дел по горло. Думаешь, я просто так грамоте учусь? Нет, у меня есть своя цель. Когда-нибудь я открою тебе свой секрет! – Дед положил самопал на колени, с нежностью, как ребенка, погладил его и принялся аккуратно заряжать. Зарядив, повернулся к внуку, стоявшему рядом на коленях и следившему за каждым его движением. – Так куда будем стрелять? Вон видишь ворону на верхушке рожкового дерева? Сейчас она будет на земле.
Старик приставил самопал к плечу, прицелился.
Бертодулос закрыл глаза и заткнул уши. Раздался сухой щелчок, и ворона кувырком полетела вниз сквозь листву рожкового дерева.
Трасаки подпрыгнул от радости.
– Попал! Ай да дед!
Подбежав, он поднял убитую птицу и бросил к ногам Бертодулоса.
Бедный граф отпрянул, забормотал что-то и убежал в дом к женщинам.
Под гостеприимным кровом Сифакаса собрались все внуки и невестки, а позавчера притащились еще и два соседа капитана Михалиса – Мастрапас, мастер по производству колокольчиков, и толстяк Красойоргис. Турки напали на их деревню, где нашли пристанище их семьи, но им удалось бежать. Усадив на мулов женщин и детей, погрузив домашний скарб, они снова двинулись в путь. Но куда идти? Где искать убежище? И вспомнили отца капитана Михалиса.
– Его дом – неприступная крепость, – сказал Красойоргис. – Пойдем к нему. Человек он благородный, щедрый, не прогонит нас.
Вот они и явились позавчера всем скопом на подворье. Красойоргис, большой дипломат, приложил руку к груди и поклонился старику, вышедшему навстречу.
– Привет тебе, гордый орел! Вот я, а вот Мастрапас, мы соседи твоего сына, капитана Михалиса, бежали от турок и просим у тебя защиты. Не прогоняй нас!
Польщенный старик засмеялся.
– Заходите, у меня под крылом для всех место найдется.
Бертодулос тоже выскочил из дома и принялся церемонно приветствовать прибывших.