– Что тебе сказать, старик? Заковыристые вопросы задаешь. Никогда я над этим не думал, и не раскаиваюсь. Жил как живется, а приходила беда – шел драться с турками. Только платок потуже затягивал, чтоб мозги не растерять, и в самую гущу… Женился, наделал кучу детей. Хлеб сеял, убирал и ел. В церковь ходил помолиться перед святыми образами. И никогда не спрашивал себя, для чего ем, о чем молюсь, за что убиваю. Так легко ли в одночасье ответить тебе, капитан Сифакас? Погоди немного, дай с мыслями собраться.
– Что ж, соберись, – отозвался старик и устало прикрыл глаза.
Мадакас обернулся к стоявшему в стороне сыну.
– Эй, Яннакос, неси-ка сюда мешок!
Все застыли в ожидании.
– Чего стоишь, Козмас? – окликнул умирающий старшего внука. – В ногах правды нет. Бери скамейку и присаживайся. Тебе понятно, о чем речь?
– Конечно, дед, – кивнул Козмас и уселся прямо на земле, скрестив ноги.
Яннакос положил у ног отца холщовый мешок. Тот, загадочно улыбаясь, вытащил всем на обозрение бутыль с широким горлышком, плотно закрытую куском кожи.
– Это и есть твой ответ? – сурово спросил старик. – Говори, не тяни, чего принес!
– Отправляясь в дорогу, я всегда беру с собой хлеб, вино и вот эту бутыль…
Он поднес к самым глазам Сифакаса сосуд, окрасившийся кровавыми лучами закатного солнца.
– Ну что, разглядел? – спросил капитан Мадакас, вертя бутыль так и этак.
– Не пойму… Какие-то куски мяса в воде.