Капитан Михалис

Всю ночь лежал он во дворе и мок под дождем, как ствол старого дерева. Козмас встал на колени, закрыл ему глаза, пока веки были еще теплые и податливые. Трасаки тоже примостился рядышком и неотрывно глядел на деда. Впервые он видел смерть так близко. Ему было страшно: а что, если любимый дедушка вдруг схватит его и утащит с собой в землю?.. Хотелось убежать отсюда, но от ужаса Трасаки не решался и пальцем пошевелить.

Деревня всполошилась, прослышав, что старик Сифакас отдал Богу душу. Ворота были целую ночь распахнуты настежь: все шли проститься. Ручища капитана покоилась на камне. Люди молча склоняли колени и целовали ее.

Две старухи обмыли усопшего вином, завернули в белый саван, который выткала для этого случая еще его жена, покойница Леньо. Невестки поставили около него две большие лампады – одну в изголовье, другую в ногах. В мягком мерцающем свете черты Сифакаса смягчились.

– Может, перенесем его в дом? – предложила кира Катерина. – Сколько ж ему мокнуть на земле?

– Нет, – решительно возразил Козмас. – Такова его последняя воля.

Ночь выдалась темная, беззвездная. Дождь временами переставал, но с севера снова надвигались тучи. Принесли дров, хвороста, разложили среди двора костер, чтоб согреться. Яркий свет и потрескиванье сучьев разбудили скотину. Ослы, быки, мулы и конь высовывали морды. Они никак не могли уразуметь, отчего ночью во дворе горит огонь и столько народу… Трое вусмерть пьяных капитанов храпели, привалившись к лимонному дереву.

– Прощай, Сифакас, передавай привет нашим! – восклицали женщины в черных платках и клали на тело веточки базилика.

– Счастливого пути, капитан! – вторили им старики. – До скорой встречи!

Одна иссушенная горем мать положила рядом с покойником грифельную доску своего умершего сына, всю испещренную палочками и закорючками.

– Передай ее моему сыночку, уважаемый, прошу тебя! Его зовут Димитракис, мы соседи с тобой, на нем еще такая красная шапочка с помпоном.

Кира Катерина набросила толстое шерстяное одеяло на плечи спящим капитанам, а то простудятся, не дай Бог. Затем положила руку на плечо Трасаки.

– Пойдем, сынок, скоро полночь, спать пора.

Но Трасаки воспротивился:

– Тут побуду, с дедом. Отец ведь не пришел, так я заместо него…

В отблесках костра жестко и пронзительно сверкнули его глаза. Ну точь-в-точь отец! Она не стала спорить, отошла. Опять зарядил дождь. Риньо и другие внучки разносили кофе всем участникам ночного бдения. Порой во дворе воцарялась тишина, и слышались только извечные голоса ночи: стрекот цикад, уханье птиц, лай неугомонных собак. И вдруг тьму прорезали крики первых петухов. Занималась заря.

При первых лучах солнца старики капитаны приоткрыли глаза. Взглянули на торжественно застывшее чело Сифакаса, ни один не шевельнулся. Как по команде, они снова погрузились в сон.

В полдень гроб притащил на плечах Страврульос. Трасаки тут же подбежал потрогать дерево. Плотник сдержал свое обещание: чистый орех.

В два часа пополудни гроб с телом вынесли за ворота. Сначала обошли соседние улицы, затем медленно двинулись к окраине, останавливаясь на каждом перекрестке. Девичьи руки бросали из окон цветы и базилик, будто на плащаницу.

Старика провожала вся деревня. Шли молча, без шапок. Уже за околицей, на подходе к кладбищу, процессию застиг страшный ливень. Небо разорвали молнии.

Долго ждала дождей критская земля. Крестьяне начали побаиваться, как бы солнце не иссушило семена, брошенные в землю. Теперь они благодарно поднимали головы к небу, с радостью подставляя лица дождевым потокам.

– Это Сифакас замолвил там за нас словечко, – предположил один старик.

– Он любил нашу землю, – добавил другой. – Может, он сам превратился в дождь, чтоб напоить ее.

Когда вступили в ворота кладбища, ни на ком нитки сухой не было. Два дюжих парня – внуки – принялись рыть вязкую рыжеватую землю… Гроб медленно опустили в могилу, живые бросили сверху по горсти и сквозь стену дождя направились к усадьбе Сифакаса, где их уже ждал поминальный стол с зажаренным черным бараном, которого старик сам отобрал для своих похорон.

Козмас устало закрыл глаза. Надо передохнуть, времени осталось совсем немного: до рассвета он должен был попасть в лагерь капитана Михалиса.

Молодой человек и не заметил, как погрузился в дрему, и откуда ни возьмись предстал перед ним покойный отец. Окинув сына хмурым взглядом, он начал подниматься по лестнице на второй этаж. Кровь застыла в жилах у Козмаса.

– Ты куда, отец?! Не тронь ее!

Тот обернулся. Вид у него был жуткий. Вислые усы, огромная бородавка на правой щеке, черный платок с окровавленной бахромой, а вместо рта – зияющая рана. Из ноздрей его вырывались багровые языки пламени и лизали лицо. Издав зловещий, нечеловеческий клекот, он снова тяжело зашагал по ступенькам.

– Нет! Нет! – вскрикнул Козмас. – Ты не посмеешь! Она жена мне! – И опрометью ринулся за покойником.

Молодой человек протянул было руку, чтобы удержать отца, но мертвец внезапно исчез, растворился в воздухе… И только грохочущие шаги все еще сотрясали лестницу.