Хитрый карлик, не спеша, прихлебывал кофе, курил цигарку и глядел в окно на кипящее белой пеной море. Ишь чего захотел, думал он, меня вокруг пальца обвести! Не трать напрасно времени, владыко, и не такие умники подбирались к моим сундукам, да не вышло.
Когда митрополит наконец умолк, Харилаос затушил цигарку в бронзовой пепельнице и почтительно обратился к Его Преосвященству, в голове карлика звучала глубокая печаль:
– Святые слова, владыко! Я и сам не раз думал об этом… Раздумываю и вздыхаю от обиды: эх, быть бы мне как все мужчины, взял бы в руки ружье и жизни бы не пожалел! Ну, не дал мне силы Господь, так хоть деньгами бы не обделил! Я б тогда все до последнего отдал, как та вдова в Библии, чтобы хоть немного облегчить муки христиан. Может, мне бы это зачлось, когда наступит второе пришествие! Но я, злосчастный, разорен дочиста, дела идут из рук вон плохо, хоть и болтают обо мне всякое, мол, я наживаюсь на бедняках. Не верь, владыко, злым языкам! К примеру, приходит ко мне вдова, приносит перстенек, который доброго слова не стоит. А я даю ей денег себе в убыток, потому что сердце у меня кровью обливается при виде чужого горя… Что ж я – не человек? Что ж, у меня души нету? Виноградник продал, оливковая роща тоже за долги пошла. Дом и тот заложен, Бог свидетель! Сгубила меня моя доброта. А когда ты меня сюда пригласил, клянусь, от радости ног под собой не чуял! Все же есть справедливость на свете, сказал я себе, наверняка Всевышний узнал о моих добрых делах и надоумил нашего митрополита помочь мне из епархиальной казны. Казна-то, слыхать, полнехонька, слава Богу!
Владыка понял, что с такого скряги ничего не возьмешь, одним глотком допил свой кофе и принялся раздраженно перебирать четки. Скорей бы он ушел, сколько времени потрачено на эту скотину!.. Харилаос, догадавшись, что аудиенция окончена, проворно соскочил с дивана и потер крохотные ручки.
– Холод-то какой! Что с нами будет в эту зиму без угля, без теплой одежды, без хорошей еды? Мне пришлось продать всех своих кур. Раньше я каждое утро выпивал свежее яйцо, а теперь не тут-то было! Да смилуется над нами Господь! – Он подошел, наклонился к руке митрополита. – Помолись за меня, владыко! Пойду, пожалуй, ноги не держат, надо прилечь ненадолго.
С улюлюканьем, свистом, наскакивая друг на друга, из школы выбежали ребятишки. Нынче Сиезасыр задержал их, чтобы сказать напутственное слово перед рождественскими каникулами. Учителя нельзя было узнать: это был крепкий загорелый мужик. Недавно он женился во второй раз. Его жена, крестьянка, была уже на сносях, и Сиезасыр едва не лопался от самодовольства. Совсем по-другому стали относиться к нему земляки; даже мальчишки, эти отчаянные сорвиголовы, не осмеливаются теперь измываться над ним.
В своей заключительной речи он еще раз напомнил школьникам, как и для чего пришел в мир Христос, почему проклятый Ирод, как две капли воды похожий на пашу Мегалокастро, решил его извести и как Господь, не дозволяющий несправедливости, простер свою спасительную длань над Иисусом. Далее подробно остановился на детстве Христа, подчеркнув, что тот был прилежным учеником, уважал учителей, родителей и никогда не лгал. И, наконец, перешел к распятию:
– Ирод, как я уже говорил вам, был точь-в-точь паша: на носу бородавка, плешь, а поверх нее фесочка… Только об этом молчок! А Иуда, тот вылитый арап Сулейман: черный как сажа, в чалме и с ятаганом… Да-а, много мук терпел наш Христос. И хулу, и побои, и терновый венец! Мало того, его распяли, как и наш Крит! Но клянусь вам, ребята: в один прекрасный день Крит воскреснет подобно Христу. Нам, взрослым, может, и не доведется дожить до этого времени, но вы, юные, непременно его увидите… Только ведите себя хорошо на каникулах, повторите пройденный материал, как следует, и выучите наизусть слова трех песен: «Узнаю клинок расплаты, полыхающий грозой», «Там, в горах, высоко», «Моя звонкая, острая сабля».
Вендузос остановился, пропуская школьников. Сзади шел Сиезасыр, и лирник, взглянув на него, прямо ахнул.
– Да ты, никак, съел драконов корень, учитель! Ей-богу, сразу тебя и не признал!.. А я вот в горы возвращаюсь! – с гордостью сообщил он. – Может, хочешь передать чего своему брату, капитану Михалису?
Сиезасыр взволнованно затряс его руку.
– Молодец, Вендузос! Я горжусь тобой! Прости, что за столько лет я не оценил тебя по достоинству.
– Да и не было у меня никакого достоинства, учитель, я только теперь и понял-то, что это такое. Спасибо капитану Михалису!
– Передай ему, что я тоже исполняю свой долг. На мне ответственность за отряд юных критян. Как умею, пробуждаю в них любовь к острову, к свободе. Это мой путь. Я потому и оставил горы, что здесь от меня больше пользы. Ты скажи ему, чтоб тоже спускался.
– Сказать-то я скажу, но знай: мы ни за что не сдадимся, будем драться до последнего. Счастливо оставаться, учитель! – И он бодрым шагом направился к Лазаретным воротам.
– Господь с тобой, Вендузос! – откликнулся Сиезасыр и проводил его восхищенным взглядом.