Капитан Михалис

В церкви было пусто. Сквозь разноцветные стекла проникал слабый свет, и в его лучах поблескивали иконы, паникадила, бронзовые подсвечники. Ноэми взяла из ящика свечу и пошла прямиком к большой иконе Богородицы, что справа от царских врат. Обратиться прямо к покойнику она не осмелилась и решила просить о заступничестве Пречистую Деву.

Серебряная лампадка мягко освещала властный подбородок, миндалевидные глаза, в которых застыла глубокая печаль, а также пурпурный, расшитый золотыми звездами плащ… Встав на колени, Ноэми долго смотрела на икону и чувствовала, как успокаивается ее сердце… Богородица так крепко и нежно прижимала к себе младенца, что у Ноэми появилось ощущение: она охранит и ее будущего сына…

Женщина встала с колен, поставила свечу к иконе и только тогда заговорила. Слова молитв вылетели из головы, она обращалась к Богородице, точно к доброй соседке, надеясь, что та не оставит ее в беде:

– Дева Мария, это я, еврейка Ноэми. Приехала сюда с другого конца света, отказалась от веры моего отца, стала христианкой. Тяжело мне, страшно, Мать Богородица, помоги, ради Христа, скажи моему тестю, чтоб не приходил по ночам, не мучил меня. Я ведь не желаю зла его дому, я больше жизни люблю его сына, и, кроме него, никого нет у меня на всем свете… А еще открою тебе мою тайну: через три месяца я тоже стану матерью, если, конечно, он не захочет погубить меня и моего сына. Защити меня, Мать Всех Матерей, ты же все можешь!

Но в глазах Богородицы Ноэми увидела одно лишь глубокое отчаяние: казалось, слезы вот-вот брызнут у нее из глаз. Ноэми поспешно вынула из ушей золотые сережки – подарок Козмаса – и подвесила их к иконе.

– Вот возьми на память, – прошептала она. – Больше мне нечем одарить тебя!

Когда она снова вошла в дом, у очага вместе с матерью возилась и Мария. Увидев Ноэми, она брезгливо отвернулась. А свекровь, наоборот, тут же подошла и участливо спросила:

– Ну как, дочка? Что он сказал?

– Устала я, мама, простите. Можно мне прилечь?

С трудом переставляя ноги, она поднялась по лестнице и легла на широкую железную кровать, прежде служившую ложем покойнику и его жене. Во всем теле Ноэми чувствовала ужасную ломоту, и дышать было тяжело… Теперь бы поспать хоть немного, но она боялась закрыть глаза – как бы опять не привиделся покойник…

Часы внизу пробили двенадцать. Высоко над минаретами взлетел визгливый голос муэдзина. К обеду Ноэми не стала спускаться, потому что ощущала постоянную горечь во рту. Через окно ей была видна огромная финиковая пальма, возвышавшаяся во дворе Архондулы. Дул порывистый ветер, хлопали ставни. Саблевидные листья сцеплялись между собой и тревожно шуршали… В киоте потрескивал фитиль лампадки, надо бы добавить туда масла… Но не было сил.

Наконец Ноэми собралась с духом и закрыла глаза… Потом, позже, она так и не смогла вспомнить, уснула или нет, зато с невероятной, пугающей отчетливостью помнила, как кто-то, не открывая двери, проник в комнату. Она забилась в угол кровати, изо всех сил вглядываясь в полумрак. Сперва ничего не могла рассмотреть, только всем нутром, каждой клеточкой чувствовала чье-то присутствие. Но постепенно воздух между железными прутьями кровати стал сгущаться и обретать очертания… Вот сверкнули серебряные пистолеты, затем из небытия возникли черные как смоль усы, большая голова, налитые кровью глаза, сверлящие ее из-под густых колючих бровей…

– Пресвятая Богородица! – в ужасе закричала Ноэми. – Прогони его! Прогони!

Но глаза все расширялись, приблизившись почти вплотную к ней. Она явственно услышала скрежет зубов… Потом вдруг вытянулась огромная рука и сорвала с нее простыню. Пальцы сжались в кулак, последовал сокрушающий удар в живот. Женщина душераздирающе закричала и скатилась с кровати на пол.

На крик, запыхавшись, прибежала свекровь и застала невестку на полу в луже крови.

– Мария! – закричала она. – За лекарем, быстро!

Убрав с пола сморщенный плод, старуха смочила уксусом виски невестки, зажгла потухшую лампаду и села ждать лекаря. Тихонько, жалобно оплакивала она мертворожденного внука. Ноэми, белая как мел, открыла глаза и безумным взглядом обвела комнату. Где она? Почему на полу алая лужа? Вспомнив, она вся сморщилась от мучительной боли в животе. Свекровь склонилась над ней с пузырьком уксуса. Кусая губы, чтобы не закричать, женщина протянула к ней обе руки.

– Мама, мама, как больно!..

Та снова села рядом и смочила несчастной виски. А сынок-то мой ненаглядный и не ведает о постигшей его беде! – подумала она. Что-то он делает сейчас в дедовой усадьбе?

Но Козмаса в усадьбе уже давно не было. Он под проливным дождем карабкался по крутому горному склону.