Капитан Михалис

– А ведомо ли тебе, хозяин, какой зверь самый сильный на свете? Думаешь, лев? А вот и нет. Человек! И не потому, что сражается, убивает турок, как твой дядя. Не потому, что с помощью дьявола изобрел оружие, а вот почему… Был у меня дядька, упокой, Господи, его душу! Звали его Андрульос. Коротышка – пол-аршина ростом! И ходить не ходил, как люди, а подпрыгивал, ровно кузнечик. А голосок у него тонюсенький был, его за то даже оборотнем прозвали. Лекари говорили, не жилец он на этом свете: мол, в почках у него камни. А дядьке хоть бы что! Как-то раз взял он кирку, вышел за деревню и начал долбить огромную гору Венерато. Год долбит, два, три… Односельчане, ясное дело, над ним потешались:

– И чего ты, Андрульос, так на эту гору взъелся?

– Да, – говорит он, не отрываясь от работы, – извести ее хочу.

Те – ха-ха-ха! – едва животы не надорвали.

На четвертый год затеял дядя ставить под горой дом.

– Эй, Андрульос, – говорили ему соседи, – ну зачем тебе новый дом? Ведь это для семейных простор нужен, а ты бобыль!

– Вот построю дом и женюсь, – отвечал он. – Заведу кучу детей, чтоб помогали мне разрушать гору.

– Кто ж за оборотня пойдет? – смеются люди.

– Авось какая завалящая и для меня найдется, – отвечал Андрульос.

Построил он дом, и вот как-то раз мимо проходит вдова из соседней деревни. Некрасивая, хромая, но еще в полном соку. Зашла, осмотрела двор, и погреб, и кухню, и горницу. Осталась довольна.

– А знаешь, Андрульос, твой дом мне по вкусу пришелся! – И лукаво так ему подмигивает.

Так они меж собой и поладили. На рассвете дядя, хоть и не выспался за ночь, все же взял кирку и давай опять долбить гору. Каждый день откалывал по кусочку. Набрал побольше камней и принялся надстраивать дом, расширять двор, ставить хлев.

– Эй, Андрульос, – не унимаются соседи, – ты, никак, деревню надумал строить?

– А хоть бы и деревню, – отвечает. – Жена на сносях, детей-то надо где-нибудь селить!

– Ну, гляди не надорвись, у тебя ведь почки больные!

– Какие там почки! Это бездельники о хворях своих думают, мне недосуг!

Шло время. Каждый год по двойне рожала ему жена, а он все долбил и долбил. По всей горе понаделал пещер да переходов. Сперва гора была для него врагом, и он с нею сражался, но мало-помалу, увидев, что она ему подчиняется, полюбил ее, прикипел сердцем. С годами волосы у дяди поседели, зато мускулы стали тверже камня, а ручищи вытянулись чуть не до земли – ни дать ни взять та обезьяна, что прошлый год привезли паше в Мегалокастро. Деревенские же начали Андрульоса сторониться: с ним опасно стало шутить, потому что раз схватил он одного насмешника за ногу – хрясь! – и кость пополам. Тот на всю жизнь хромым остался.

А дети тем временем выросли и тоже взялись со всех сторон гору долбить. Каждый строится, женится, плодит своих отпрысков. Наконец не под силу сделалось дядюшке Андрульосу работать киркой. И вот однажды вернулся он с горы, лег на кровать, созвал всех детей и внуков да объявил им свою последнюю волю: похоронить его на горе, а в гроб рядом с ним положить кирку. После этого спокойно отошел в мир иной… Так вот, ежели случится тебе, хозяин, проходить мимо Венерато, попроси, чтобы тебе указали, где живет род Андрульоса. Там теперь целая деревня…

Харидимос умолк, довольный тем, что, наконец, выговорился. После такой истории этот европеец небось не станет нос задирать!

– Все это славно, Харидимос, – с усмешкой откликнулся Козмас. – Но ведь есть и другой зверь, пострашнее твоего дядюшки Андрульоса.

– Кто таков?

– Червь. Хочешь знать, почему?

– Ох, не поминай о нем, Христом Богом прошу! – всполошился пастух. – Тьфу! Не к добру такие разговоры. Пошли-ка лучше! – Он перекрестился и взял в руки посох.

Когда Козмас входил в лагерь капитана Михалиса, заря только-только занялась. Харидимос отстал от него на склоне Селены.

– Дальше ступай один, а я тебя тут подожду. Ты уж прости, что-то у меня пропала охота с дядюшкой твоим встречаться.

Капитан Михалис всю ночь простоял в дозоре. Едва чуть-чуть развиднелось, он взял бинокль и обвел взглядом турецкие позиции. Низами продвигались медленно и на каждом метре строили укрепления. Они знали, что торопиться некуда, что боеприпасы у повстанцев все равно подходят к концу… да и провизия тоже. Турки со всех сторон обложили лагерь, и проникнуть туда мог только человек, знающий в горах каждую тропку, и то под покровом ночи.

Паша почти ежедневно посылал к капитану Михалису гонца, предлагая сдаться. Султан требовал, чтобы гяуры покорились добровольно, тогда у европейцев не будет повода называть Турцию поработительницей. Вот не далее как вчера получил Михалис от паши очередную депешу: «Предупреждаю в последний раз: если не сложишь оружие до завтрашнего обеда, то всех вас переловлю и буду при народе сечь розгами до смерти – тебя первого! Если же покоришься – сможешь уйти с честью, и никто тебя пальцем не тронет, клянусь Магометом!»