— В Булонь я ехал, — продолжал Фуше, — конечно, для того, чтобы разоблачить вас как капитана Перережь-Горло, прежде чем вы успеете причинить какой-нибудь вред. Сообщение, полученное мной от одного из моих агентов в этом лагере, вынудило меня продолжать путешествие всю ночь в состоянии огорчения, которое я не в силах описать. Вы начинаете понимать, месье Хепберн?
— Нет!
— Неужели? — переспросил Фуше, подняв брови. — Прошлой ночью около Поля воздушных шаров произошло еще одно убийство. Пускай — это меня не обеспокоило. Но, отдав приказ совершить это убийство, капитан Перережь-Горло сделал серьезную ошибку. Он позволил своему наемнику оставить записку, навлекающую подозрения на меня! А подобное, дорогой месье, не должно оставаться безнаказанным.
Ида была вне себя.
— Но какое отношение это имеет к тому, что вы скажете императору? — воскликнула она. — Почему его должно заботить, что капитап Перережь-Горло пытался навлечь на вас подозрение?
Министр полиции постучал по табакерке.
— Потому что император и есть капитан Перережь-Горло, — ответил он. — И я готов доказать это перед всей Великой армией.
Глава 20
ПРАВОСУДИЕ ИМПЕРАТОРА
В течение длительной паузы, покуда свечи отбрасывали отблески на серебристо-серые стены душной комнаты, только один из присутствующих оставался невозмутимым — зловещий Жозеф Фуше.
— Это дело, — заговорил он, взяв понюшку табаку, — представляет собой любопытную этическую проблему. До какой степени глава самодержавного государства имеет право творить зло, считая, что он делает это с добрыми намерениями? До каких пор он может продолжать цинично приговаривать к смерти отдельных людей, полагая, что это пойдет на пользу всему народу?
Будучи уверенным, что его судьба — управлять всем миром, император не испытывает колебаний и угрызений совести. Более того, в данном случае формальная правота на его стороне, и он с полным основанием может заявить, что всего лишь осуществлял правосудие.
Дело в том, что каждый из часовых, убитых между 13 и 19 августа, был недовольным смутьяном, а может быть, даже членом общества «Олимпийцы» и представлял опасность для армии. Согласно строгому воинскому уставу, они могли быть судимы и приговорены к смерти, потому-то их и выбрали в качестве жертв. В любой христианской стране в любом суде, если бы нашелся такой, который решился бы судить его, его величество мог бы честно и убедительно доказать свою невиновность в убийстве. Однако я чувствую, что это не вполне решает проблему, представленную… — Фуше, не окончив фразу, устремил нетерпеливый взгляд на Алана. — Неужели, месье Хепберн, вы не подозревали, что император и есть капитан Перережь-Горло?
— Нет, не подозревал!
— Да-а! — протянул министр полиции. — Вы разочаровываете меня. Ну а я заподозрил это почти с самого начала.
— Но…
— У меня сложилось более высокое мнение о вашем интеллекте, месье Хепберн. Когда в Зеркальной комнате вы заявили, что знаете, где искать убийцу, я на момент решил, что вы открыли весь замысел, и боялся, что мое лицо выдаст меня. Потом я понял, что вы, по-видимому, подозреваете только Шнайдера, простого наемника, и лишь предполагаете о существовании его нанимателя. Поэтому я решил позволить вам воображать, что вы меня перехитрили.
Министр нахмурился.
— Хотя, — признал он, — в истории с азбукой глухонемых вы и в самом деле перехитрили меня. Вы едва не достигли успеха, за который мне пришлось бы заставить вас дорого заплатить. Но я смотрю на это сквозь пальцы, так как вам не удалось определить личность подлинного капитана Перережь-Горло.
— Но император, — воскликнул Алан, — единственный человек, у которого не имелось причин быть капитаном Перережь-Горло!
— Напротив, — возразил Фуше, — он единственный человек, у которого имелись на это все основания, если только отбросить театральный антураж и драматические жесты, сопровождающие все его действия.
— Послушайте! — сказал Алан. — В Англии у нас были веские доказательства того, что революционное тайное общество «Олимпийцы» действительно существует.
— Так оно и есть, — подтвердил Фуше, постукивая по крышке табакерки. — Оно, безусловно, существует, в чем я заверил вашу супругу. Поэтому наш милостивый император и был вынужден в критический момент изобрести капитана Перережь-Горло. Вы хотите узнать еще неясные вам подробности?
— Постойте! — вмешалась Ида де Септ-Эльм. Безумным взглядом она окинула просторную комнату с молнией на потолке и затем посмотрела через плечо на дверь, ведущую в фойе. — Вы сознаете, — осведомилась Ида, стукнув кулачком по зеленому сукну на столе, — что император может в любую минуту войти через эту дверь?
— А как же еще он сможет войти сюда, мадам?
— И вы намерены рассказать ему все это?
Фуше обнажил гнилые зубы.
— Мне бы это доставило немалое удовольствие, — ответил он. — Простите, что, находясь в пределах слышимости часового за оградой, я был вынужден обманывать вас обоих относительно личности капитана Перережь-Горло. Однако я обещал вам конфликтную сцену, и будьте уверены, что вы ее увидите!