— Я умею читать будущее, и они требовали, чтобы я им сказала, где скрыто сокровище храма Кантапека.
— Зачем же ты сюда пришла?
— Я всегда иду туда, где искрится веселье.
— Хочешь пойти со мной?
— Куда?
— На мою лодку. Если ты здесь останешься, пьяные тебя убьют.
В бездонных зрачках колдуньи вспыхнула искра, по телу пробежала дрожь.
— Ты красивый и храбрый, — сказала она. — Мне такие нравятся. К тому же я обязана тебе жизнью.
— Поторопись, Миринри, — сказал Унис. — Пьянчуги возвращаются, и теперь они вооружены. Бежим!
Юный фараон гневно огляделся и стиснул секиру, словно собирался отбиваться от настоящего урагана. Потом взял девушку за руку и потащил прочь.
— У меня на лодке тебе ничего не будет угрожать.
А пьяная орда, опомнившись от удивления, уже выбегала из-за пальм и орала:
— Смерть чужестранцам! Принесем их в жертву Бастет!
Это уже были не те беззащитные подвыпившие люди, что плясали вокруг амфор с пальмовым вином. Теперь у них были луки, копья, бронзовые палки для отражения ударов, напоминающие средневековые франджиспады,[46]
медные кинжалы односторонней заточки, похожие на оружие Меровингов, бронзовые топоры, пики с серповидными наконечниками и здоровенные ножи с длинными изогнутыми лезвиями. Некоторые успели даже облачиться в рубахи из грубой ткани с нашитыми на них тонкими металлическими пластинами, которые защищали от стрел.Количество выпитого вина и численное превосходство придавали им смелости, и они дерзко напирали, как стая голодных волков, ругаясь, улюлюкая и стараясь не давать путникам перейти на травяной остров, а с него на парусник, где они были бы в безопасности.
Увидев, что они ускорили шаг, Ата вытащил из-за пояса саб, особый вид диагональной флейты, и с силой подул в нее. В воздух взвились резкие, визгливые звуки, которые, должно быть, услышали и на другом берегу Нила. И тотчас же эфиопы, занятые выкашиванием морской травы, бросили работу и, как легион демонов, кинулись через травяной остров, крутя над головами тяжелыми бронзовыми секирами.
— Скорее! — крикнул Ата. — Бегом!
Миринри, держа за руку колдунью, которую, впрочем, не особенно напугала ярость схватившей ее пьяной толпы, двумя ударами топора уложил двоих, пытавшихся нацелить в него копья, и в несколько прыжков достиг берега реки. С тыла его прикрывали четверо эфиопов, Унис и Ата, удерживая толпу на расстоянии.
Жрец, несмотря на преклонный возраст, сражался с такой отвагой, что все изумились. Можно было подумать, что, вместо того чтобы на религиозных празднествах оглашать храмы звуками систры, он всю жизнь только и делал, что ловко управлялся с оружием. Сверкая глазами, разгоряченный яростью, он орудовал тяжелой секирой не хуже любого из солдат и с необыкновенной ловкостью отбивал все сыпавшиеся на него удары.
— Спасайся, Миринри! — крикнул он. — Для этого сброда достаточно меня одного!
Его бы, несомненно, смяли вместе с товарищами, если бы с реки вовремя не подоспели эфиопы и не вырвали их из рук озверевших пьяных. Этих великанов из Верхнего Египта побаивались даже фараоны, которым много веков спустя пришлось на себе испытать их храбрость и отдать им трон. Они с быстротой молнии прикрыли Миринри и его спутников и набросились на атакующих, с дикими криками безжалостно круша всех, кто подходил ближе. В руках этих атлетов секиры в буквальном смысле слова разрубали напополам тех, кто не успел удрать, или наносили им серьезные увечья, без надежды на выздоровление. Достаточно было отразить две атаки пьяной толпы, чтобы отбросить ее к пальмовой роще, где вопили перепуганные музыкантши и танцовщицы.
Убедившись, что Унису и Ате не угрожает опасность, Миринри, держа за руку колдунью, перепрыгнул на плавучий остров и осторожно, чтобы не провалиться сквозь переплетение водорослей, перебрался на парусник. Эфиопы бегом догоняли их, пропустив вперед Ату и Униса, ибо упорная пьяная толпа снова пошла на приступ, осыпая их дождем стрел и бросая дротики с острыми медными наконечниками.
— Все на борт! — крикнул Миринри, помогая девушке подняться по веревочному трапу, свисавшему с борта лодки.
Эфиопы не заставили его повторять приказ, поскольку были уже не в состоянии сдерживать неожиданно разросшуюся орду. Они быстро вскарабкались на лодку, кто по трапу, кто по канату, и присоединились к команде на палубе.
— Приготовьтесь к обороне, — сказал Ата. — Здесь есть луки и щиты. Придется немало постараться, чтобы успокоить этих бродяг.
— Думаешь, они нападут? — спросил Миринри.
— В покое они нас не оставят, мой господин, — ответил египтянин. — Они слишком много выпили, и вино ударило им в голову. Надо было позволить им прикончить эту колдунью, которую мы совсем не знаем. Ты допустил промах, который будет нам дорого стоить.
— Если я на самом деле фараон, то мой долг — защищать слабых и поддерживать своих будущих подданных, — гордо ответил Миринри. — Отец на моем месте поступил бы точно так же.