Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Как красиво звучит мое имя в твоих устах! — сказала турчанка, проведя рукой по лбу, словно стараясь спрятать прорезавшую его едва заметную морщинку.

Потом пристально взглянула на герцогиню и снова заговорила:

— Ты спешишь с отъездом?

— Я хочу скорее доставить Дамасскому Льву виконта ЛʼЮссьера. Если я задержусь, это может разозлить Мустафу.

— А, ну да, ты же приехал за этим христианином. А если я его пошлю под охраной Метюба? Мне кажется, разницы не будет никакой.

— Ты же знаешь, Хараджа, Мустафа любит, чтобы ему подчинялись, и, если я лично не доставлю ему виконта, это может навлечь на меня немилость и опалу.

— Но ты ведь не какой-то там капитан, ты сын паши.

— Отец велел мне повиноваться великому визирю, который взял меня под свою опеку.

Хараджа облокотилась о парапет, уперлась подбородком в ладони и долго молчала, не отрывая глаз от огромной акватории Средиземного моря. Герцогиня тоже молчала, пытаясь угадать, какая мысль не дает покоя этой странной женщине.

Вдруг Хараджа вздрогнула и резко повернулась к герцогине. Глаза ее горели, лоб был нахмурен.

— А ты бы не побоялся, эфенди, выйти на поединок с Дамасским Львом? — спросила она, и диковатые, грубые нотки, прозвучавшие в ее голосе, выдали неожиданный всплеск ярости.

— Что ты хочешь этим сказать, Хараджа? — удивленно отозвалась герцогиня.

— Отвечай на вопрос, Хамид. Способен ли ты встретить лицом к лицу такого противника, как Дамасский Лев?

— Надеюсь, что да.

— Он твой близкий друг?

— Да, Хараджа.

— И что с того? — прошипела турчанка сквозь стиснутые зубы. — Порой рушится даже самая крепкая дружба, и друзья по ничтожному поводу или из-за ревности становятся заклятыми врагами.

— Я тебя не понимаю, Хараджа, — сказала герцогиня, пораженная внезапным порывом возбуждения, охватившим турчанку.

— Ты лучше поймешь меня сегодня вечером, после ужина, мой милый капитан. Освобождение этого христианина произойдет только здесь, но если Мустафа будет вот так отбирать пленных, захваченных моим дядей, то ему придется иметь дело со мной. Пусть явится и атакует меня, если посмеет! Паша стоит выше великого визиря, и флот сильнее сухопутного войска. Пусть попробует!

Хараджа выпрямилась, руки ее были прижаты к груди, глаза горели гневом.

— Пусть только попробует! — повторила она осипшим голосом.

И вдруг резко сменила тон и снова стала веселой, улыбчивой красавицей.

— Пойдем, мой милый капитан. Вернемся к этому разговору после ужина. Мои вспышки гнева похожи на бури в Средиземном море: ужасны, но коротки, а потом быстро возвращается хорошая погода. Давай пройдем по террасам. Я покажу тебе, в каком месте моряки моего дяди атаковали крепость.

На лице турчанки не осталось ни следа былой ярости. В ее глазах, таких же прекрасных, как у герцогини, больше не светилось мрачное пламя, лоб разгладился, словно неожиданный порыв ветра разогнал затемнявшие его облака.

Она бросила последний взгляд на море, сверкавшее в лучах закатного солнца, и спустилась по узкой лестнице на террасы, которые опоясывали по периметру массивные стены, защищенные зубцами, по большей части разрушенными.

Многочисленные кулеврины, почти все венецианские, смотрели черными жерлами отчасти на море, отчасти на равнину, а вдоль парапетов виднелись пирамиды железных и каменных ядер.

Хараджа провела герцогиню почти по всем террасам, с которых просматривался огромный участок территории, и остановилась перед старинной квадратной башней. Казалось, башню снизу доверху расколол гигантский топор какого-то великана.

— Вот отсюда моряки великого адмирала вошли в замок, — сказала Хараджа. — А я находилась на борту дядиной галеры и могла наблюдать все этапы этого ужасного сражения.

— А, так ты тоже там была, Хараджа…

— Племянница паши не могла больше сидеть без дела в стенах гарема. Это я командовала галерой.

— Ты?

— Тебя это удивляет, эфенди?

— Значит, ты умеешь управлять кораблем?

— Как и положено лоцману паши, — ответила турчанка. — Думаешь, я не избороздила все Средиземное море? Я захватила немало христианских судов и ходила на абордаж вместе с командой. Ты, наверное, не знаешь, эфенди, что мой отец был корсаром в Красном море. Может быть, ты о нем слышал.

— Я не знаю, как его звали.

— Рамаиб.

— Кажется, что-то слышал.

— Его жизнь трагически оборвалась.

— Вот тут я мало что могу сказать, Хараджа.

— Я все тебе расскажу сегодня вечером. Ведь это в обычае у арабов, верно?

— Они проводят ночи напролет, слушая рассказы стариков.

Они продолжили прогулку по террасам, поднимаясь на башни, а потом, когда солнце исчезло за горизонтом, спустились в зал, который освещали четыре прекрасных хрустальных светильника муранского стекла со множеством свечей.

Стол уже был накрыт и украшен большими букетами цветов с сильным, пьянящим ароматом.

Как и утром, к столу никого больше не пригласили. Наверное, гордой племяннице паши были не по нраву доверительные отношения с капитанами.

Стол, как и во время обеда, отличался великолепием и, что было невероятно, уставлен бутылками старого кипрского вина, несмотря на строжайший запрет пророка на напитки, полученные в результате брожения.