Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Его душа теперь в объятиях гурий, — сказала Хараджа. — Мужчины-воины получают такое вознаграждение, а вот мы, женщины…

— Думаешь, он там? — с издевкой заметил Метюб. — Он же умер не в сражении с гяурами.

— Пророк великодушен.

Капитан поморщился и покачал головой.

На кораблях снова стало тихо. Экипаж галеры сохранял спокойствие, экипаж галиота глухо роптал. Солдаты паши Дамаска оружия не сложили. Затем Хараджа сказала, обернувшись к Метюбу:

— Ты призадумался о душе капитана паши? Он действительно был твоим собратом.

— Что ты хочешь этим сказать, госпожа? — отозвался турок, которому порядком надоели кровожадные капризы хозяйки.

— Вели этим людям сложить оружие, — произнесла Хараджа, указывая на команду галиота. — Запалы, которые производят в Дамаске, слишком дурно пахнут, чтобы можно было выносить их запах долгое время. Вон там стоят пятьдесят галер, и они только и ждут, чтобы на грот-мачте нашего корабля взвился голубой флаг с желтой полосой. Тогда они разнесут галиот в клочья, как паршивую баржу.

Эти слова были сказаны громко, чтобы их услышали все дамаскины.

Метюб подошел к борту и властно скомандовал:

— Сложить оружие! Такова воля племянницы паши.

Дамаскины зароптали, но потом загасили запалы и с грохотом побросали тяжелые аркебузы на палубу. Сабли и ятаганы полетели в море.

— Исполнено, — сказал Метюб.

— А теперь иди и приведи мне из каюты пашу.

— Что ты хочешь с ним сделать?

— Это я решу сама.

Комендант замка Хусиф подозвал великана-негра и четверых аркебузиров, шагнул на галиот и исчез в каюте высоких шканцев. Спустя минуты две он вышел, неся на руках старика с длинной белой бородой, завернутого в покрывало из великолепного дамасского шелка.

Это был паша, отец Дамасского Льва. Капитан велел сдвинуть вместе две кулеврины и усадил на них старика в двух шагах от Хараджи.

Паше, должно быть, уже перевалило за шестьдесят, он отличался величавой осанкой, лицо дышало благородством и энергией.

Его горящие глаза впились в глаза Хараджи, выдавая пыл и отвагу опытного воина.

— Кто ты такая, — грозно спросил он, — что осмеливаешься обстреливать корабль, на котором плывет к султану паша Дамаска? Разве ты не видела моего флага на грот-мачте?

— А разве ты не видел флага на моей галере? — ответила Хараджа. — Так посмотри!

Паша поднял глаза на макушку грот-мачты и отпрянул с удивлением и гневом.

— Флаг Али-паши! — воскликнул он. — Что нужно от меня великому адмиралу? Он, по-моему, неплохо проводит время возле Крита.

— Это мне кое-что от тебя нужно.

— А кто ты?

— Племянница Али-паши.

— Владелица замка Хусиф?

— Она самая…

Паша сжал кулаки.

— Я знал, что когда-нибудь ты появишься у меня на пути, коварная женщина, — крикнул он. — Ты трижды пыталась покушаться на меня, выманить из Дамаска или схватить на море, что ты и проделала сейчас. Что тебе нужно от меня? Учти, я состою в родстве с Магометом Вторым!

— Он уже умер и не пожелает покинуть райских гурий, чтобы прийти тебе на помощь.

— Я государь, монарх!

— О, сколько монархов уничтожали султанов!.. Они убивали своих братьев, чтобы взойти на трон, и своих детей, когда у них возникало хоть малейшее подозрение, даже надуманное.

— Что хочет этим сказать владетельница замка Хусиф? — с иронией в голосе спросил паша.

— Я хочу сказать, что племянница Али-паши будет обращаться с тобой, как с простым военнопленным.

— Со мной?!

— С тобой, владетель Дамаска.

— Я хочу знать, по какой причине ты обстреляла и атаковала мой галиот…

— Я сделала не только это. Обернись и посмотри, что там висит на фок-мачте, зацепившись за железный зуб.

Паша в гневе обернулся и вскрикнул от ужаса. Его капитан все еще висел наверху, истекая кровью.

— Какая гнусность! — взревел он, и в глазах его полыхнуло пламя.

— Тебя напугала такая малость, паша? — с холодной насмешкой спросила Хараджа.

— Ты убила доблестного воина!

— Когда я это заметила, было слишком поздно. Однако, как я тебе сказала, он сам был виноват. Сказал бы мне, где сейчас твой сын Мулей-эль-Кадель и его жена, христианская герцогиня, что сражалась в Фамагусте под именем Капитан Темпеста, курил бы спокойно свой чубук.

— А! Так ты за это его убила!.. — крикнул паша.

Хараджа со скучающим видом повела плечами и сказала:

— А теперь будешь говорить ты.

— Я?!.

— Берегись! Мы в открытом море, и я велю потопить твой галиот вместе с экипажем. И уверяю тебя, спастись не удастся никому, и никому не удастся отправиться в Константинополь и рассказать все нашему султану Ибрагиму.

— Значит, ты утверждаешь, что, если я не заговорю, ты и меня убьешь, как убила моего капитана, и не имеет значения, что я знатнее тебя, ибо твой дядюшка всего лишь алжирский пират?

Хараджа долго медлила с ответом, потом произнесла:

— Не знаю, там будет видно.

— И что ты хочешь от меня узнать?

— Где находится твой сын.

— А зачем тебе?

Злобный огонь сверкнул в глазах владетельницы Хусифа.

— Разве ты не знаешь, что мы любили друг друга? Я вздыхала по гордому Дамасскому Льву, который под стенами Фамагусты поражал своей храбростью стотысячное войско визиря Мустафы.

— До меня доходили смутные слухи об этом, — сказал паша почти небрежно. — И что?