Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Хараджа подняла руку и указала на пятьдесят галер Али-паши, стоявших в море на расстоянии не больше мили.

— Попробуй прорваться, если думаешь, что сможешь. А мы на тебя посмотрим.

— А на каком основании вы нас задержали? Моего господина ожидает в Константинополе султан!

— Мы с великим пашой это знаем. Так ты сдаешься?

— Я уже сказал: никто из твоих людей пока не поднялся на мой корабль.

— Метюб, вперед! — крикнула Хараджа.

Комендант замка Хусиф решительно перешагнул через фальшборт галиота, подняв меч.

Капитан паши Дамаска, храбрый, как все турки Малой Азии, заступил ему дорогу, осыпав мощными ударами сабли.

Он мог бы уничтожить противника выстрелом из пистолета, но, как честный воин, отбросил в сторону огнестрельное оружие. В левой руке у него теперь был мощный ятаган с лезвием в три пальца шириной.

Смело атакованный Метюб быстро понял, что с таким противником не шутят, и был вынужден прижаться спиной к фальшборту.

Обе команды застыли, стиснув в руках аркебузы с дымящимися фитилями, и были готовы в любую минуту броситься друг на друга.

Хараджа спокойно наблюдала за поединком, поставив ногу на кулеврину. Она полностью полагалась на умение и сноровку своего капитана.

Воины, оба в железных доспехах и в стальных кольчугах миланского производства, ибо только Милан снабжал оружием и христиан, и неверных во всей Европе и Африке, обменивались оглушительными ударами, которые исторгали у экипажей крики восторга.

Их кирасы грохотали, но пока оставались без пробоин.

Оба храбреца при каждом ударе свирепо вскрикивали, что вызывало у Хараджи довольную улыбку.

Минут пять капитаны пытались сбросить друг с друга шлемы, раз уж им не удалось разрубить кирасы. А потом капитан паши Дамаска оступился и с железным грохотом упал на палубу, выронив саблю и ятаган.

Метюб быстро подскочил к нему и приставил длинный меч к горлу над кирасой.

— Прикончить его? — спросил он Хараджу.

Племянница паши помолчала и ответила:

— Нет, нам есть о чем поговорить с побежденным.

— Встань! — сказал Метюб капитану паши Дамаска.

Дамаскин резко вскочил на ноги, поднял саблю, сломал ее о фальшборт и сказал, пристально глядя на Хараджу:

— Пока что я потерпел поражение только в стычке, которые случаются между мужчинами. Мне известна дурная слава племянницы великого адмирала. Я к твоим услугам!

Он перемахнул через оба фальшборта и спрыгнул на палубу галеры шагах в двух от Хараджи.

— Что тебе нужно? — гневно бросил он, скрестив руки на груди. — Моя жизнь? Возьми ее!

— Мне нужно всего лишь знать, где твой господин, — ответила Хараджа, цепким взглядом удостоверившись, что железные гребни прочно зафиксированы на мачтах напротив друг друга.

^{Метюб быстро подскочил к нему и приставил длинный меч к горлу над кирасой.}

— Он у себя в каюте, он болен.

— И что с ним?

— У него болят ноги.

— Они там, у себя в Дамаске, едят слишком много курятины, — с иронией заметила жестокая женщина. — Куры у вас и правда отменные.

— Разве ты видела, как он их ест? Его болезнь вызвана, скорее всего, тем, что ветры засыпают город песком и из-за близости моря ночи становятся очень сырыми.

— Это меня не интересует. Я хотела узнать у тебя другое, и ты обязан мне это сказать.

— Спрашивай.

— Сначала спрошу тебя, потом твоего господина.

— Я слушаю.

— Куда вы направлялись?

— В Константинополь, султан вызвал нас письмом.

— А!.. И оно написано самим визирем султана?

— Я полагаю, да, — ответил капитан, нахмурившись. — Неужели он мог вступить в предательский сговор, чтобы погубить моего господина?

— Отправляйся в Константинополь и спроси его сам.

— Так пропусти меня.

— Только не сейчас. Может быть, потом, когда все скажешь.

— Что еще ты хочешь узнать?

— Хочу знать, где находятся Мулей-эль-Кадель, сын паши, и его жена, известная под именем Капитан Темпеста.

— Ты меня об этом спрашиваешь?

— Твой хозяин доверяет тебе, и ты должен знать, где сейчас Дамасский Лев, которого я уже три года безуспешно разыскиваю в Италии. Мне известно, что счастливая парочка какое-то время жила в Неаполе, где у этой христианки обширные владения, поскольку она герцогиня. Затем они перебрались в Венецию, в палаццо Лоредан, но, когда я туда явилась, чтобы отомстить обоим, они исчезли. Только их сын остался в Царице Лагун, вернее, оставался, ибо сейчас он едет на Восток.

— Ты приказала его похитить!.. — воскликнул капитан, бледнея.

— За отсутствием Дамасского Льва и его жены, я забрала сына.

— Сколько же ему лет?

— Говорят, три года.

— Что же мог сделать племяннице паши такой малыш?

— Не твое дело, — грубо отрезала Хараджа.

— Я не знаю, где сейчас сын моего господина. Женившись на христианке, он порвал все отношения с отцом: паша — правоверный мусульманин, он бы не дал разрешения на этот брак.

— Ты кого хочешь надуть? Меня? Не выйдет, дружок. Где прячутся эти проклятые гяуры? Я должна знать, иначе заплатишь жизнью.

— Ну так возьми мою жизнь, я же тебе сказал.

— А я никуда не спешу, — почти с улыбкой ответила Хараджа. — Ведь ты знаешь, где сейчас сын паши — в Италии или на Востоке?