Капкан

Обратно армия Мэта выступила лишь через двое суток. Требовалось собрать раненных, подсчитать потери, оказать первую помощь тем, кто в ней нуждался. Похоронить всех павших, не важно, на чьей стороне они сражались, в братских могилах. Это была грязная и тяжелая работа. Только проигранное сражение печальнее победного. Воины Хеймерика трудились вместе со всеми. Шончан считали, что вина всегда лежит на Верховных Лордах, а простые люди следуют за ними, потому что не имеют собственного голоса. Вся ответственность за произошедшее лежала на ложном императоре и его ближайших помощниках: все уцелевшие в битве генералы противника были казнены в первый же вечер, их головы держали в созданном при помощи Силы льду, чтобы Туон могла полюбоваться на тех, кто выступал против нее.

Мэт провел большую часть этого времени в своем шатре, обдумывая, как именно он скажет Туон о своем решении уйти. Когда закончилась Последняя Битва и Шончан засобирались отвоевывать родину у восставших лордов, Мэт объявил, что пойдет с ними. Он был полководцем, он знал, как вернуть Туон ее земли. Он знал, что шончан сумасшедшие, но ради Туон был готов попробовать. Он думал, что она все-таки любит его, в своей странной, непонятной нормальному человеку манере. Он и сейчас так считал. Но…

Империя Шончан оказалась еще хуже, чем он думал. Шончанские представления о войне перечеркивали все, что Мэт знал, переступали даже те границы, которые Мэт считал высеченными в камне. Он не думал, что сумеет выдержать еще один бой, подобный тому, который только что пережил. Даже взятие Гаваней было милосерднее. Там, по крайней мере, от врагов оставалось, что похоронить.

Он выполнил свое обещание. Он вернул Туон столицу. Туон не будет слишком уж злиться на то, что он уйдет. Ведь так?

Мэт надеялся, что она не запретит ему видеться с ней и с их еще не рожденным ребенком. Хоть изредка. Раз полгода, раз в год, если на то пошло. «Растреклятый влюбленный болван» – устало подумал он.

Победное шествие изрядно поредевшей армии проходило в торжественном молчании. Отряд Красной Руки пел бы песни, которые Мэт ненавидел, и которых ему так не хватало теперь. Талманес и прочие ребята из ближнего окружения Мэта болтали бы про его удачу, подшучивали над ним и друг над другом тоже. Галган, Фурик и Музенге учтиво кланялись каждый раз, как он бросал на них взгляд. Мэт почти всерьез раздумывал над тем, чтобы закрыть запасной повязкой и здоровый глаз. Тогда он мог бы представить, что просто едет куда-то в полном одиночестве. Если б ему удалось заткнуть уши, не выпуская ашандарей из рук, он даже смог бы в это поверить. Наверное.

Лагерь был виден издалека. Над ним плескались личные стяги Императрицы, две львицы, запряженные в древнюю боевую повозку, стяги Империи Шончан, свежесозданный мэтов стяг с изображением лисицы, поднимающей в полет двух воронов. В небе над лагерем расцвели приветственные огни. Часовые чествовали победителей и предупреждали находящихся в лагере людей о приближении треклятого Принца треклятых Воронов.

Они шли по полю к тому месту, где когда-то, казалось, целую вечность назад, состоялся парад перед выступлением на поле Дросин. Теперь им предстояло дать еще один, чтобы продемонстрировать Императрице смельчаков, отвоевавших победу не смотря на очевидное превосходство противника.

Мэт повернул Типуна к ровным, по линеечке палаткам лагеря. Ему надо было поговорить с Туон лично, не важно, уходит он или нет. По протоколу Маршал-Генерал в первую очередь отчитывается перед Императрицей, и только после этого начинается победный парад. Первый победный. Они проделают все то же самое, когда Туон вступит в Шондар.

Спешился он только перед кольцом палаток Стражей Последнего Часа. Стражи смотрели на него, на их обычно невозмутимых лицах плясала неприкрытая радость, по лицам закованных в металл мужчин катились слезы счастья. «Что ж, хоть кому-то весело» – подумал Мэт. У него не было сил даже чтобы мечтать о таверне, девочках-разносчицах для Талманеса и скверном эле.

У входа в палатку Туон его встретила Мин. Ее лицо сияло.

– Мэт! – воскликнула она и бросилась ему на шею. – Мэт, это чудесно! Ваша победа и… Проходи скорее, увидишь сам!

Мэт, ничего не понимая, вошел внутрь.

Туон была на своем ложе, усталая, но довольная. Она была до подбородка укутана в одеяла. Рядом с ней стояла Селусия, сразу после завершения битвы вернувшаяся в лагерь к своей госпоже. В руках Селусия держала небольшой сверток.

Мэт на мгновение забыл, как дышать.

Он подошел к Селусии, не сводя взгляд со свертка. У него на лице наверняка была самая глупая в мире улыбка и его это нисколько не волновало. Золотоволосая со'джин, улыбаясь, не обращая внимания на бороздившие ее лицо дорожки слез, протянула ему сверток. Мэт благоговейно принял завернутого в пеленки ребенка.

– Это мальчик, – тихо сказала Туон. – Сын Девяти Лун, наследник Империи. Я назову его на третий день. Как мой муж, ты волен выбрать его второе имя, которое останется с ним на всю жизнь.