Капля духов в открытую рану

– Дорого. Я еще с банками кредитные хороводы вожу.

– Здоровье дороже, на нем нельзя экономить, – заключила Алевтина.

– У меня свой проверенный лекарь – время, – вздохнула Ася. – Лечит бесплатно. Правда, без наркоза…

Она уже вышла на работу. Холодное лето сменилось невнятной осенью, а затем дождливой зимой. Снега не было, Москва стояла продрогшим плешивым псом на грязном асфальте. Ася обожала снег. Каждый раз она ждала его как награду. Каждый раз ей казалось, что Господь чудотворными белыми бинтами укутывает ее мокнущие раны, и те наконец начинают затягиваться. Она помнила Н-ские снегопады. Выходила в школу, когда было еще темно, пробиралась узкими вытоптанными тропинками между сугробов выше человеческого роста. Редкие фонари заставляли снег переливаться, Ася ловила снежинки на волосатую варежку, рассматривала их, а затем слизывала языком. Иногда захватывала целую горсть рыхлого снега, подносила сначала к глазам, смотрела сквозь него на фонари, а потом все равно отправляла в рот. Вкус был мягким, пресным, отдавал овчиной. В школьной раздевалке крючки для одежды были вбиты прямо в стену по всему периметру маленькой подвальной комнаты. Размокшие от снега пальто и шубы из свалявшегося искусственного меха вешали друг на друга, и к концу школьного дня они превращались в единое влажное месиво с характерным едким запахом пота и заветрившейся шерсти. В Никусиной школе таких раздевалок уже не было. Да и таких зим в природе уже не повторялось. Земля на московских газонах оставалась влажной, жухлая сгнившая трава не была завуалирована даже инеем. Асе подумалось, что в такую почву легко будет зарыть ее грыжу. Она стыдилась этой мысли, но идея Алевтины почему-то сверлила ее мозг. А вдруг, думалось ей, этим актом закроется вся та серая, нелепая полоса в ее жизни, и она очнется, как от кошмарного сна, радуясь, что все по-прежнему – молодость, востребованность, любовь. В полночь она спустилась на единственный газон под окнами собственного дома, прихватив с собой металлический совок, которым в детстве орудовала Никуся. Села под деревом и начала копать. Грунт оказался жестким, каждый удар совка гулко разносился по всей округе. Земля не особо поддавалась, Ася чувствовала себя полной идиоткой, но продолжала рыть. Неподалеку от этого места были захоронены две ее кошки – любимицы, прожившие долгую счастливую жизнь и бывшие свидетелями ее супружеского счастья. Хоронил их Нехорошев, тоже ночью с разницей в три года, умудрившись не привлечь к себе внимание, хотя копал большой лопатой и вырывал такие огромные могилы, в которых Ася могла бы уместиться и сама, поджав колени. Сейчас она подумала, что Нехорошев многое делал продуманно и хорошо, а главное – освобождал ее от принятия решений, когда нужно было быстро соображать, отбросив эмоции. В отличие от мужа Ася все же разбудила соседей. Одно за другим включились три окна, в них показались фигуры. Женщины в сорочках пытались всмотреться в темноту. Ася уже не могла держаться на корточках, подвывала от боли и вынуждена была опуститься на колени, чувствуя мокрый холод московской земли. Она вылила вместе с формалином содержимое баночки в небольшую ямку, быстро закопала голыми руками (Нехорошев обязательно взял бы перчатки), завалила травой и произнесла экспромтом какую-ту абракадабру. Под серпантином включающихся окон она постыдно покинула место погребения и скрылась в подъезде.

Второй этап Алевтининой схемы был не менее нелепым. Черный колдун Юра оказался парнем лет девятнадцати, на пороге своего жилища попросил Асю снять нательный крестик. Квартира Юры была мрачной, прокуренной и крайне грязной. На полу чернели разводы, в углах клоками свисала паутина, пыль плотным слоем лежала на всех поверхностях. Будто это была не двушка в конце Волоколамского шоссе, а домик лешего, забытый в лесу. Юра ходил босиком, обнажив свои фактурные ступни – как у статуй греческих богов в Пушкинском музее. Асе было противно разуваться, но он предложил засаленные тапки. Пришлось повиноваться.

– Спасибо, – проблеяла она.

– В моем доме не говори «спасибо», – перебил колдун.

– Почему? – не договорила Ася и сразу сообразила: имя Бога в этом мрачном жилище не упоминали.

Юра посадил Асю на заляпанный стул, а сам запрыгнул с ногами на диван напротив, демонстрируя свои дивные грязные ступни с длинными пальцами. Пока он раскладывал колоду Таро, из коридора вошла пушистая трехцветная кошка и начала тереться об Асины лодыжки.

– Дульсинея вас приняла, – заметил колдун.

– Меня все кошки принимают.

– Вообще не умеет делать зло, что ли? – спросил Юра кого-то, перекладывая карты с места на место.

– Это вы мне? – уточнила Ася.

– Нет, не вам, – не поднимая глаз, ответил колдун.

Он сделал еще несколько манипуляций с картами и вздохнул:

– Ну нет, так не интересно.

– Что именно?

– Я сейчас в четвертом перевоплощении, встречаю вас в каждой жизни.

– И что?

– И ничего.

– Все такая же дура?

– Практически.

– Что же делать?

– Ничего вы уже не сделаете. Броди́те и дальше по своим тропинкам.