Каратели

Снова глаза, прямые, колючие, как проволока. Что, не ваш? Не ва-аш, знаю! Не нравлюсь! Снова и снова эти глаза… В них все тот же вызов и презрение, даже когда на колени упала, стояла на коленях и упрашивала не расстреливать, не убивать «гвардию революции», и конечно же весь набор бабьих причитаний, от которых на стену хочется: ах, Ильич их ценил, они работали с Ильичем! А кто, кто поссорил, раздор посеял? Не ты? С вашим этим тайным завещанием. Бабьи дела, бабий почерк, втянула его в бабьи счеты – не простила «великая вдова» того телефонного разговора… Что, разве нет? Что смотришь: не правду говорю? А теперь вот на коленях…

– Обещаю им сохранить жизнь. Но если только вы, Надежда Константиновна, их осудите. Публично. Именно вы. За фракционную деятельность. Владимир Ильич как был против фракционности! Договорились?

– Хорошо, я согласна. Но вы обещайте.

А в глазах: лжец! Лицемер! Конечно, обманешь!

Что это овчарки заходятся от лая? Опять волки бродят вокруг дачи… (…Вольфе… дир… дас… тольвютиге, – какие-то клочья фраз, слов, хотя полтора года потратил на немецкий и эсперанто в Батумской да Кутаисской тюрьмах). Скоро до самой Москвы волки по метро будут по следу мчаться. Развелось за войну. Отстрел, отстрел делать. Ничего хорошего и в лошадях. Опасное животное, такое же неблагодарное, как крестьянин. Накануне Парада Победы решил научиться ездить верхом. В закрытом манеже. Опасное животное. Потому-то так хорошо понимают друг друга лошади и крестьяне – скоты! (А Жуков все-таки знал, знает, подлец, что учился и что не получилось у товарища Сталина…)

Испортила война всех. Уверенности, наглости хоть отбавляй, привыкли: дальше передовой не пошлют! Бывают места и подальше, или уже подзабыли? Война, слава Богу, кончилась, не забывайте. Конечно, окончилась! Это я точно знаю. И здесь, во сне, знаю…

Но отчего такой жуткий лай? Как тогда – в первые ночи войны. Сколько дней тогда на «ближней даче», в Кунцево не спал. От каждого шороха мерещилось: вот оно! приехали за тобой! Теперь уже за тобой – черные машины. В России любят искать главного виновника. Чтобы только себя не винить. В голод ли, в мор или когда враг побеждает. Сами бегут трусливо, но нужен кто-то, кто за все ответит. И за их трусость. Щедрин это подметил точно: очередного Ивашку им подавай, чтобы с колокольни спихнуть. А тут тем более: почему бы и не воспользоваться, не посчитаться со Сталиным за все? Взять да и сбросить на камни. С Василия Блаженного. Пока Гитлер не в Москве. Откупиться, изменницкие головы свои выкупить… Сердце западало, куда-то проваливалось: вдруг сошла на нет вся прежняя сила, остался один забор зеленый с ненадежной теперь уже охраной да глухие вот эти стены без окон, дверь с дистанционным запором, крепкая – под деревом металл, – но разве их она удержит? Лают, лают… Только овчарки до конца выполняют свой долг, вон как заходятся от лая! Но теперь-то война кончилась, окончилась! Не сбылось, как рассчитывал когда-то подлец Троцкий: не в ста, а в тридцати километрах от Москвы был враг, ну а кто кого «расстрелял»? Грозил мне террором молодежи. Если трону его особу. Нашелся герой! Была война, многое было и прошло, и никто теперь не посмеет. Победителей не судят! Не хватают, не пинают в живот, не заталкивают, как ворюгу, в машину, не везут в глухие подвалы…

Отчего, отчего так воют псы, на кого кидаются там, у ограды?

Да нет же, все хорошо, все как надо, как я хочу, победил товарищ Сталин. Товарищ Сталин всегда побеждает, нравится вам это или нет. Те кунцевские дни, ночи не повторятся никогда. Забыть, и чтобы никто не смел знать-помнить! Никого не должно быть, кто бы помнил. Не до того будет. Всех через чистилище, всех! Я вас ссажу с белого коня! Вы не первые, и до вас были «победители». Не успеешь оглянуться, а они уже предатели. Как с Семнадцатым съездом получилось. Съезд победителей-предателей! Ну а победителей не судят, вот, вот! Ха, вот так!..