– Я не могу говорить об этом прямо сейчас, – снова сказала Скарлетт, думая только о том, чтобы вернуться в свою комнату. Теперь уже не имеет значения, будет ли Хулиан тоже там ночевать или нет. Лишь бы не умереть прямо здесь, на лестнице, перед обезумевшим Данте. Ей чудом удалось высвободить рукав платья из его хватки. – Почему бы нам не встретиться в таверне – после того, как оба немного отдохнем?
– Ты имеешь в виду, после того, как ты двое суток
Не успев закончить фразу, Данте отлетел назад. Как именно ему нанесли удар, Скарлетт не видела, но он оказался достаточно силен, чтобы ее обидчик скатился до середины лестницы.
– Держись от нее подальше! – Отделившись от стены, Скарлетт вдруг оказалась в жарких объятиях Хулиана. – Ты цела? – спросил он. – Он ничего тебе не сделал?
– Нет… Мне просто нужно в свою комнату.
Она чувствовала, как жизненная сила вытекает из нее с каждой ускользающей минутой, делая конечности слабыми и невесомыми, как паутинка на ветру.
– Малинка! – Хулиан подхватил ее, не дав упасть. Скарлетт отметила, какое теплое у него тело, и захотела раствориться в его объятиях, как в одеяле, обхватив его руками так же крепко, как он держал ее. – Малинка, ответь же мне! – Голос Хулиана из мягкого сделался настойчивым. – Что с тобой случилось?
– Я… похоже, я совершила ошибку, – едва ворочая будто увязшим в густом сироте языком, вымолвила она. – Какая-то девушка с сияющими волосами и еще одна, с вафлей… Мне нужно было купить платья, и они заставили меня заплатить своим временем.
Хулиан забористо выругался.
– Успокой меня, скажи, что они не забрали у тебя день жизни!
– Нет… – Скарлетт еле держалась на ногах. – Они забрали целых два.
Красивое лицо Хулиана исказилось, превратившись в убийственную гримасу, или это исказился весь окружающий мир? Перед глазами Скарлетт все плыло, когда он подхватил ее на руки, перекинув платье цвета вишневых лепестков себе через плечо.
– Это я во всем виноват, – пробормотал он.
Крепко прижимая ее к себе, Хулиан понес ее сначала вверх по лестнице, а потом по очень шаткому коридору. Наконец они оказались в их комнате – во всяком случае, Скарлетт так думала. Глаза застилала бесконечная белая пелена, на фоне которой проступало нависшее над ней смуглое лицо Хулиана. Он бережно уложил ее на кровать.
– Где ты был… раньше? – прошептала она.
– Совсем не там, где следовало бы.
Очертания предметов были подернуты дымкой, словно при утреннем солнце, но Скарлетт все же различала устремленные на нее встревоженные глаза Хулиана в обрамлении черных ресниц.
– Означает ли это…
– Ш-ш-ш, – пробормотал он. – Не нужно ничего говорить. Думаю, что смогу все уладить. Если ты продержишься еще немного, я подарю тебе один день собственной жизни.
В голове у Скарлетт царила неразбериха, а тело пребывало во власти поработившей его неизвестной магии. Поначалу она решила, что, должно быть, ослышалась. Но Хулиан снова смотрел на нее таким взглядом, словно видя в ее лице собственную погибель.
– Ты в самом деле пойдешь на это ради меня? – удивилась она.
Вместо ответа он прижал палец к ее приоткрытым губам, и она почувствовала влагу и ощутила металлический сладковатый вкус – вкус храбрости, страха и еще чего-то трудноразличимого. Смутно она понимала, что пьет его кровь. Такого подарка – странно прекрасного и волнующе интимного – ей не делали никогда в жизни. И ей захотелось большего. Заполучить всего Хулиана.
Облизывая кончик его пальца, Скарлетт мечтала отведать вкус его губ, почувствовать их прикосновение к своему рту и шее. Она жаждала ощутить тяжесть его тела, прижимающегося к ее груди, и узнать, бьется ли его сердце также быстро.
Еще мгновение Хулиан продолжал удерживать палец у ее губ, а потом убрал его, но вкус его крови остался. Ее влечение к нему усилилось. Он нависал над ней, и она слышала ритмичное биение его пульса. Близость его тела и раньше волновала ее, но так сильно, как сейчас – никогда. Она была очарована его лицом, темным пятнышком под левым глазом, слегка выступающими скулами и точеной линией подбородка, прохладой его дыхания на ее щеке.
– А теперь дай мне немного твоей крови.
Его голос был сама нежность, а кровь служила выражением испытываемых им чувств. Никогда прежде Скарлетт никого не подпускала к себе так близко. Она понимала, что даст ему то, о чем он просит – что бы это ни было – в том числе охотно позволит выпить своей крови, как прежде он напоил ее своей.
– Хулиан, – прошептала она чуть слышно, опасаясь нарушить хрупкую прелесть мгновения, – зачем ты это делаешь?
От устремленного на нее взгляда янтарных глаз у нее сбилось дыхание.
– Полагаю, ответ очевиден.