Караван счастливых историй

А после этого так получилось, что в разночиновском психоневрологическом интернате я встретила ребенка, который был привязан к кровати. Не временно, он у них постоянно так жил. Мише было 5 лет, и выглядел он ужасно – был весь искусан, изгрызен, искалечен. Я тогда не боролась с системой, просто понимала, что единственный путь спасти ребенка – это его забрать. Миша был неходячий и, если бы там остался, погиб бы – им никто не занимался. А дома пошел. Помню, когда я попросила опеку выдать разрешение, они сказали, что никого больше мне не дадут, у меня и так перегрузка. У нас в Астрахани тогда назначили нового мэра, и я пошла к нему на прием – опека в те времена подчинялась мэрии. Градоначальник стукнул кулаком по столу, спросил: «Кто вам мешает?» В опеке испугались и отдали мне всех детей из интерната, которых я планировала забрать. Рому, Надю и Мишу из Разночиновки удалось вытащить. Ромке, старшему из них, сейчас уже 20 лет, а тогда было 10. Он, кстати, самый правильный оказался, просто на удивление – аккуратный, разумный. Я, собственно, брала их из-за Мишки, с которым в интернате жестоко обращались. А за Надю и Рому меня просто попросили. За Рому попросила одна девушка, которая его знала по Разночиновке. А за Надю – сами воспитатели. Они говорили, что девочку прислали по ошибке, нет у нее никакой глубокой умственной отсталости. И я подумала, что, пока мэр поддерживает, надо забирать. А кроме этих троих опека с перепугу положила в мои документы карточку еще одного мальчика, уже из детского дома, которому мы тогда пытались помочь. И только когда оформили бумаги, я это поняла. Но подумала: «Что я, дура отказываться? Все равно рано или поздно пришлось бы и Максимку тоже забирать». Я и забрала, раз такой случай. У меня получилось на тот момент 7 детей. И потом пришел еще один ребенок, которого я давно знала, – Колька. Его мне никак не давали, говорили, что пристроят за границу – уж очень мальчик хороший. У него одна нога была больная, и я прекрасно помню, что, когда ребенка пыталась взять французская семья, их врачи, французские, отсоветовали, сказали, что его нельзя вылечить. И семья отказалась. А Колька так и остался в детском доме. И вот когда подошел возраст, его собрались отправлять в Разночиновку. Тогда мне из опеки специалист сама позвонила, расстроенная такая, и рассказала, как обстоят дела. Призналась, что они очень хотели мальчику помочь, а все получилось только хуже. Я сказала, что если они не будут спорить, то я его быстренько заберу. И они ему все документы оформили. Колю я забрала в 2008 году. Ему тогда было 5 лет, и это был 8-й ребенок в нашей семье. Потом, как я уже говорила, Данилку забрали родители, и у меня получилось 7 ребят. А в общей сложности за все время у меня под опекой было 9 детей, просто двое из них ушли в семьи.

После Кольки я никого больше не брала. Сейчас все ребята уже подросли, более самостоятельными стали. Может, сейчас я и взяла бы еще детей, даже тяжелых, диагнозы меня не особо пугают, но проблема в том, что для этого мне надо капитально перестраивать дом. Когда я еще только начала принимать детей, мне пришлось уйти с работы – совмещать семью и работу стало нереально, а медицинской практики мне теперь и дома хватало. У детей столько диагнозов, что, по сути, я всегда продолжала по специальности работать. Какое-то время у меня была поддержка людей, которые за нас переживали, потом она прекратилась. Но дети постепенно начали получать пособия. А поначалу на них ничего не давали – как выяснилось, были неправильно оформлены документы. Тогда пособия все равно были маленькие, не прожить, а потом вдруг этой темой все заинтересовались, пособия стали прибавлять. И как-то наладилось. Что бы там ни было, нам всегда хватало на жизнь. Несколько раз я еще пыталась выйти на работу, но потом бросала это дело. Нагрузка такая, что уже не до карьеры.

А позже добавились еще и конфликты с местной властью. Мне приходилось общаться с начальством, с администрацией, потому что дети были замордованы интернатом. Я начала писать жалобы в прокуратуру, и мне объявили войну. С 2006 по 2013 год против нас шли такие боевые действия, что вообще непонятно, как мы выжили. Детей постоянно грозились отобрать и вернуть в больницы и интернаты. В 2012 году подключился Следственный комитет Российской Федерации под председательством Бастрыкина Александра Ивановича. У меня было очень много знакомых, друзей, и в какой-то момент, когда у меня уже пытались забрать детей, я обратилась ко всем, кого знала, и кто-то ему лично о нашей ситуации рассказал. Мне сразу позвонили из Следственного комитета, все детали уточнили, спросили, правда ли, что такой прессинг идет по причине того, что я пишу про Разночиновку. Я, разумеется, подтвердила. И Александр Иванович прислал своего помощника из Москвы, после чего в отношении меня местные власти поуспокоились. А через год вообще все затихло – в Разночиновке реальные преступления открылись, им стало не до меня.