Не менее заметна, чем скульптура, и живопись. В то время как скульптурные памятники сохранились в сотнях экземпляров, памятники живописи в Пальмире редки. Живопись, которая, конечно, существовала в частных домах и в храмах, вся погибла. Важные находки в Дуре показывают, что ее было много и что дома и храмы Пальмиры были такими же пестрыми, как дома и храмы Дуры. То, что сохранилось от живописи Пальмиры, найдено в погребениях, особенно в тех подземных погребальных помещениях, которые были вырезаны в скалах, что типично для некоторых частей «города мертвых» Пальмиры. Подобно скульптуре, стенная живопись в этих помещениях — это портреты умерших, погребенных здесь, как полнофигурные, так и медальоны с изображением крылатых викторий, отдельных мифологических сцен и орнаментов. И здесь мы вновь сталкиваемся с греческим характером картин, и необходимо более тщательное исследование, чтобы определить элементы, которые не являются греческими. Тем не менее так как Дура более богата живописью, чем Пальмира, а дуранская живопись в каком-то отношении очень близка пальмирской, то я оставлю обсуждение вопроса о дуранской и пальмирской живописи для следующей главы.
Подведем итог. Внешне пальмирская культура бросается в глаза своей сложностью и особым характером. Это случайное смешение различных элементов: иранская одежда, амуниция, оружие и мебель с обилием орнаментов, выполненных золотом и серебром, вышитые богатые ковры, вавилонские сильно эллинизированные храмы и небольшие дома, сиро-анатолийская эллинизированная скульптура и, возможно, греко-иранская живопись — вот наиболее бросающиеся в глаза элементы данного смешения. Тем не менее очевидно, что мы никогда не сможем понять Пальмиру до тех пор, пока знаем только западные ее составляющие. Однако греческое — это тонкий слой налета; то, что скрывается под этим налетом, происходит из различных областей восточного мира — из Ирана, Вавилонии, Анатолии и северосирийских земель.
VI Руины Дуры
У Дуры (см. карту 5) иная, более прозаическая история, чем у романтической Пальмиры. До 1920 г. это место только изредка навещали археологи и туристы; фактически я никогда не слышал ни об одном достоверном случае такого посещения. Но не потому, что город недоступен, так как он теперь, как и сотни лет тому назад, лежит на большой караванной дороге вдоль Евфрата, на полпути между Дейр-эль-Зором, большим торговым и военным центром на среднем Евфрате, и Абу-Кемалем, небольшой деревней на границе Ирака и подмандатной французской территории. Здесь побывали только два или три предприимчивых археолога, но даже они не заинтересовались его могучими башнями, его стенами и цитаделью. Поэтому только недавно Дура стала упоминаться в археологических и исторических работах, а то, что я говорил о ее истории, полностью основано на данных раскопок, проводившихся в последние годы.
Хотя история открытия этого места археологам известна, она весьма поучительна для того, чтобы пересказать ее. В 1920 г., в самом конце войны, капитан Мэрфи, командир английского отряда сипаев, роя траншеи и строя блокгаузы по всей территории Дуры, случайно обнаружил в северо-западном углу древнего города, рядом с крепостной стеной, руины храма, украшенного интересными фресками. Вскоре было установлено, что эти фрески украшали стены святилища, посвященного в последний период его существования трем пальмирским богам-воителям — Белу, Агриболу и Яхриболу. Об этом открытии капитан Мэрфи известил госпожу Гертруду Белл, директора Древностей Ирака; это произошло в то время, когда известный американский египтолог Джеймс Брестед (Breasted) находился в этой стране, и госпожа Белл направила его в Дуру для обследования фресок. Когда Брестед прибыл в Дуру, он застал английский отряд готовым покинуть город, в его распоряжении имелся только один день для проведения обследования. В этот день он успел зарисовать и сфотографировать фрески, снять план святилища, насколько это было возможно без раскопок, и набросать приблизительный план города и его укреплений.
После окончания войны Брестед сделал доклад о своем открытии во Французской академии надписей, и Академия немедленно начала там раскопки, так как в это время территория уже находилась в пределах французского мандата. Бельгийский археолог Франц Кюмон — член Академии, член этого научного сообщества, и это позволило ему работать в Дуре два года. Его рабочими были солдаты Французского иностранного легиона, среди них — несколько русских. Было открыто много интересного, результаты раскопок Кюмон опубликовал в большой превосходной двухтомной книге, вышедшей в Париже в 1926 г. под названием «FouIIIes de Dura-Europos». К сожалению, на продолжение раскопок достаточных средств ни у Академии, ни у сирийского правительства не оказалось, несмотря на очевидность того, что Кюмон не в состоянии найти ответы на все важные исторические проблемы, которые ставит Дура. Можно сказать, что фактически раскопки Кюмона большинство этих вопросов поставили впервые.