Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Карельская мифология сохранила и некоторые детали, свидетельствующие о том, что в древности люди олицетворяли праздник, считая его неким живым существом. В одной из быличек «божий праздник» в образе аморфного существа приходит в баню и предупреждает человека об опасности. Рассказывается, как женщина с ребенком перед «дорогим праздником kallis proazniekka» (чаще всего в таком контексте подразумевается Пасха) пошли в баню. Уже был поздно, так как «во много очередей мылись… Девочку положила на полок, а сама стала раздеваться. Слышу: дверь скрипнула. Ага! Что тут пришло? Говорю: «Аня, хэй!» А Аня еще дома осталась. «Аня, иди сюда, что хулиганишь?» Не слышно и не видно. Я эту девочку раздеваю, и уже испугалась. Потом говорю: «Аня, иди сюда, что ты там балуешься?» Не видно, не слышно. Беру девочку, завернула, дверь открыла да начинаю догадываться, что раз это было перед праздником, то это праздник дразнит… Тогда быстренько бежать, да домой прибежала. А Аня на печке только сидит, и не выходила. Этого перед большими праздниками боялись, это праздники Бога»[877].

Но иногда некоторые праздники, приходящие в баню, имели и видимый образ, а существо, его представляющее, носило собственное имя.

Это в первую очередь Сюндю, предстающий во время Святок в фитоморфном (копна сена) или ином виде. Хотя чаще всего он невидим, аморфен и имеет только акустические признаки и проявления. Сюндю– предсказатель, это его основная функция, ему ведомо будущее человека. Именно про это мифологическое существо, олицетворяющее собой сакральное время Святок, и про этот временной промежуток карелы говорят: «Nägymätöi nägyy, kuulumatoi kuuluu, kai stoanivuu» – «Невидимый видим, неслышимый слышен, и все сбывается». Поэтому «в Святки идут в баню, где палили поросенка. Становятся за дверь, и Сюндю расскажет все, что будет. Но с ним говоря, надо помнить, что первое сказанное слово необходимо произнести последним. Только тот сможет уйти. Если не скажешь, останешься там»[878]. Предсказания Сюндю слушают чаще всего на перекрестке или у проруби. Но в данной быличке этот дух приходит в баню, и чтобы уйти от него, надо соблюсти ряд правил, в том числе и замкнуть вербальный круг-оберег: первое слово сказать последним.

В целом баня была достаточно известным местом для гадания о будущем. Но при этом за прорицанием чаще всего обращались к банным духам. Для этого следовало протянуть руку в окошко или засунуть ее в печку. Если в ответ хватали шерстяной, мохнатой рукой, будешь счастлив и богат. Если ладонь была голая или холодная, жди беды, болезни, а возможно, и смерти.

Пространственно-временные границы и этикет общения с духами-хозяевами бани

Исследуя мифологическую прозу и заклинательную поэзию карелов, можно прийти к выводу, что локус бани и даже пространство вокруг нее необычны. Все в ней обитаемо, населено духами-хозяевами, даже пар в бане одушевлен, сама постройка оживлена, а дорога к ней полна опасностей. Поэтому, идя туда и возвращаясь домой, человеку надо быть осторожным. В одной из быличек рассказывается, как по пути из бани домой женщина попала «на следы черта karun jallil. Вижу дом впереди, но, сколько ни иду, дом остается на таком же расстоянии. Шла-шла, сколько могла, но так как знаю, что путь до дома совсем близок, поняла, куда попала. Сняла быстренько сапоги и очнулась на мысу, рядом с озером. Стала звать на помощь, и пришел народ из деревни, отвели домой»[879].

Рассказчица, по всей видимости, нарушила какие-то правила и не смогла беспрепятственно выйти из иного мира. На короткой дороге от бани до дома она заблудилась, словно в лесу. Именно с чуждым человеку локусом лесного царства связано большинство сюжетов блуждания или «попадания на следы черта». Способ спастись и выйти на верный путь такой же – переобуться, что и делает рассказчица.

Интересные образы, персонифицирующие баню, появляются в других жанрах карельского фольклора.

В одном из сюжетов эпической песни рассказывается о том, как Лемминкяйнен в свой дом, расположенный «на горе» (то есть как бы в верхнем мире) приводит невесту. Новый род не принимает ее, так как она «дочь Хийси» (то есть из враждебного, чужого, нижнего мира). Даже первопредки, ассоцирующиеся с половицами, против нее:

В сенях половицы расступились
Перед подметающей сени.
В избе половицы перевертывались
Перед подметающей избу…
Обещал он привезти кукушку
Ягодку нежную обещал,
А привез банный крюк,
Банный сруб, в семью вносящий раздор[880]

.