Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Передача знаний происходит мгновенно. Этому, во-первых, способствует сам сакральный локус бани, особенно полки и порог, где возможна связь с духами. Во-вторых, идет контакт с сакральными предметами и веществами. Это и сам молочный горшок, и молоко, и слюна. Глиняный горшок, в котором томили молоко, соотносится и с печью, с огнем, тем самым являясь эманацией домашних духов, тесно связанных с этим локусом и выступающих защитниками человека.

Горшок использовали во многих обрядах. Его, ассоциируя с невинностью невесты, разбивали во время свадьбы, а затем по черепкам судили о количестве детей[862]. После выноса покойника из дома (чтобы он ничего не взял с собой), этот предмет разбивали о верхнюю притолоку двери. У. С. Конкка высказывает предположение, что «семантика и символика горшка в различных, в особенности семейных и календарных, обрядах и верованиях, связана с понятиями человеческой души и различными ее ипостасями»[863].

В анализируемом обряде горшок еще и наполнен сакральной жидкостью. Как известно, молоко (как и слюна) является концентрацией жизненной силы[864]. Молоко – это и средство, меняющее физический облик сказочного героя, вспомним сказку о коньке-горбунке (СУС 531). Оно олицетворяет изобилие в мифопоэтических системах мира[865].

Слюна в мифологии также имеет глубокую семантику[866]. Не случайно плевок в лицо, в котором сконцентрирована вся отрицательная энергия, считается самым большим оскорблением.

В Новом Завете Иисус лечит своей слюной, скрепляя процесс вербальной формулой: «Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому»[867]. «Привели к Нему глухого косноязычного и просили возложить на него руку. Иисус, отведши его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его; И воззрев на небо, вдохнул и сказал ему: «еффафа», то есть «отверзись». И тотчас отверз у него слух, и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто»[868].

Изначально пол в бане был земляной, во время мытья его застилали соломой. Возможно, вследствие этого считается, что в бане может жить и дух земли moahaldie. Боясь гнева хозяйки земли, не ходили в баню по ночам: того, кто приходит ночью, moahaldie может схватить и привязать к полкам или лавкам[869]. В древности считалась, что во время строительства бани и накануне больших праздников надо положить в землю гостинцы для хозяина и хозяйки земли[870]. В некоторых быличках говорится, что в бане есть подземные жители maanalla eläjät, которые ведут самую обыденную жизнь: у них есть дети, они едят за столом, но могут и наслать болезнь на человека, нарушившего какой-то запрет[871]. Существовало множество разных табу. Например, в бане нельзя выпускать газы, иначе живущий здесь дух земли напустит болезнь, и у человека будет болеть голова[872]. Это еще раз подтверждает, что стихии и духи земли, воды и огня в бане соседствуют и контактируют друг с другом.

Говорится в мифологических рассказах и о различных существах, которые в особое время и при особых обстоятельствах приходят в баню. Это свидетельствует о том, что все духи-хозяева взаимосвязаны между собой и могут контактировать друг с другом. Например, вечером для лечения ребенка знахарь, открыв все двери, может вызвать в баню хозяина леса. Присутствующие издали видят, как он идет из лесу по берегу озера. Он такого огромного роста, что лица не видно! Видны только ноги: «они такие длинные, метров пять длиной ноги». Подойдя к бане, он сделался немного пониже и кое-как, скрючившись, вполз в баню. Хозяин леса по просьбе знахаря обрывает все листья с веника, тем самым забирая себе все боли ребенка. С первого раза младенец полностью не исцеляется, и тогда леший приглашается еще раз[873].

В Ведлозере также рассказывают о посещении «раскаленной добела бани» хозяином леса metsänhiisi. «А хозяин леса… Есть он у нас. На окраине села у самого озера валун лежит, на нем отпечаток ноги этого беса. Старики говорят, что след он оставил, когда, попарившись в раскаленной добела бане, шел окунуться в озеро и ступил огненной ногой на валун. Мы на это место не ходим, пусть дачники тебя проводят»[874].

В другой былинке рассказывается, как в полночь в баню шел старик. У него была длинная борода, длинные волосы и большие, «с кофейную чашку», глаза. Когда рассказчик загремел чем-то, он убежал. «Леший или кто это был?!» – спрашивает себя рассказчик [875]. О неизвестном большеглазом существе (возможно, и человеческом) говорится и в одной из южнокарельских паремий: «Чей котенок лупоглазый в угол бани рожден» – «Kenen kissa kiirasilmä kylyn cuppuh suadu»[876].