Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Älä virkka muudu, minule jo Fed’a priznaicih jällespäi, jo kai oli por’atkas, jo mirimmökseh myö. Veiccie pakiccou, ma sanon: “Vuota, jällespäi!” Kolmat suutkat minä vuutatin handy, veiccie en andanuh. Konzu veiccie andamah rubein hänele, sanou “Nikolai, pidäy go minä sinul annan tiedovot, što hot’ kaksikymmen vuotta ollou eletty, a voit hot’ butilkah sporii hot’joassikkah, sinä yön ei koske muzikku akkoa!” Ma sanon: “Fed’a, sidä vinoa, kaco, minul ei pie!” Hot’ olen, suvaicen viinoa da kai, a tädä viinoa minä, kaco, en rubie juomah! Minä otkazals’a. Tämä jo on издевательство над другим человеком. Ei ole dobro!

– Amiettuine se veicci oli?

– Veicci oli, pikkaraine veicyt oli. Jesli ken nähnys veicen, häi potkannus, eäre lekännys. A tiedovot oldih veices! Sit häi jällespäi jo taratteli, как он получил это колдовство. Armies olles. Starikku sanou: “Minä en voi kuol-ta, ota velli minul nämä tiedovot. Starikku мучался перед смертью, что Бог не мог допустить händy, пока не откается. Se oli livgiläine starikku, kus-tahto tagamoas sie, en tiije kus oldih… En minä voi teile sanuu nielöi sanoi, en voi sanuu. A ei ni hädöö ole, anna menöy häi…

– A midä pidi roadoa?

– Minä kolmeh kerdah sen veicen nökkazel piiräldin kamajah, kudoas perttis, jälgimäine kynnys. Da dälgoa ei pie kynnyksele panna da kamajah pieräldeä. Sanat oldih, prostoit sanat. A minul andajes veicen, häi vai iče uutiaici sidä veicie, nenga huulil talui. A minul ei pidänyh nimidä roadoa, krome kak pieräldeä da sie puolikymmen sanoa sanuu… Prosto huulil gu mockata nenga – se Fed’a… Häi ei olluh vanhu, 25–24 vuottu… Häi painittu maloti, hyvtty ylen vähän. A enne kuulehdoa häi puutui astavan alle, sit astavu trepaicci ylen äijäl, hebo oli, vedi. Reähkis nenga, kai rahvahal nenga loadiu pahuttu… Koldovsiikakse sanottih.

– А говорили раньше, что парня можно «положить в поленницу»?

– Ой, перестань! У меня в руках это было! У меня-то все было хорошо, со мной не случалось этих грехов. У меня шурин женился. Ну болтали там о том, что могут в поленницу положить, да что околдовывают да разное. «Подожди-ка, – говорю я Николаю (зовут его Колей). – Если что случится, ты свет зажги в избе». А он уже был женат, жена первая умерла. Он уже понимал, что там надо делать да все, что надо. И ребенок у него был с первой женой. Он говорит: «Перестань, не смеши! Иди с Богом домой!»

Я пришел домой и спьяну уснул… И так голову к окну повернул и говорю: «Настена, смотри-ка, у Коли свет горит!» Она отвечает: «Да очень давно горит». Я ей не сказал, о чем говорил с Колей: зажги свет – мог бы ведь ей рассказать! Я штаны натянул и через реку! На другом берегу было. Я: «В чем дело?» Свекровь говорит: так и так, Коля велел не гасить свет. Я постучал и захожу туда: «Николай, в чем дело?» «И не говори, – отвечает. – Не могу ничего. Пока рядом – мужик, а как только одеяло начну отодвигать – никакого толку!» А у него не болит и ничего. А там есть Федя Кирьянов. Он этими делами занимается, колдует да разное. Я по льду бегом! Туда почти полкилометра будет, деревня длинная. Прибегаю, стучусь. Аннушка говорит: «Ой, Федя пьяный, ничего не может!» Я говорю: «Аннушка, я вам двое суток бревна возил для дома, двое суток даже трактор не глушил. Глаз не сомкнул. Он в эту же минуту должен дверь открыть!» Уходит, говорит: «Коля стучится!» Ну тот уже понял, зачем я пришел. Ну он на постели лежит, я захожу. Конечно, не скроешь, я очень зол был. Сначала по-хорошему спросил: «Федя, что можешь? Что делать?» Так и так дела у шурина. Он начал отнекиваться, да что ничего не выйдет. Я его схватил на постели (рука еще ничего была!), на пол стащил вместе с одеялом! Я говорю: «Федя, если ничего не выйдет, на горло сейчас тебе наступлю!» Он говорит: «На, я дам тебе нож. Я не могу пойти». Какой-то плохонький ножичек дает, но ножичек острый и с ручкой. Он у него всегда спрятан был, в порядке, в нем все колдовство было. «Пойдешь и три креста сделай на дверной притолоке в той комнате, где они спят. И такие слова скажи!» Я говорю: «Федя, если ничего не получится, этим ножичком я тебе все кишки выпущу! Раз сам не пойдешь». Он говорит: «Иди, получится!»

Я прибегаю снова к Коле. В этом деле надо, пока темно, уже ближе к утру. Все это делаю, а потом сам на кухне сажусь за стол: надо теперь успокоиться. Свекровь дает мне бутылку водки. Немного наливает мне, чтобы голову поправить и взбодриться. Проходит свое время. А я сказал Коле: «Если все выйдет, постучи». Немного времени проходит, для этого дела, как говорят, не сухари сушить. Раздается стук в дверь. Я подхожу к двери, говорю: «Как дела?» Отвечает: «Дела были, но у меня сильно живот заболел». Уже после всего доброго.