Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

В народной медицине очень часто действовал принцип: подобное уничтожается подобным, то есть заместительная терапия. В соответствии с этим существовал еще один способ, как избавиться от ячменя, или, как говорили карелы, «собачьего соска». Карелы-ливвики пекли блин, прижимали его к больному глазу, а потом скармливали его собаке[713]. В Енисейской губернии русские ячменым зерном очерчивали ячмень на глазу, затем больной бросал зерно в пламя и выходил на улицу: так стихия огня побеждала стихию растительности[714].

Очень опасными считались болезни, которые насылались во время посещения кладбища. Они так и назывались калма, то есть могила, kalma или могильный нос kalman nenä. Это был некий мифологический персонаж, его называли «kalma, Jumalan luoma» – «калма, Божье творенье». В его силах было как наслать болезнь на провинившегося в чем-то человека, так и забрать ее. Считалось, что очень часто исход таких болезней трагичен для человека. К тому же они иногда могли пристать к человеку не только в кладбищенском, но и в другом, очень опасном для человека локусе, в лесу[715]. Поэтому можно предложить еще один перевод этих терминов как «смертельная болезнь». Э. Леннрот считал, что калма – это дух смерти[716].

Весь процесс исцеления от такой болезни особенно глубоко основывался на мифологических воззрениях. За лечение таких недугов брались только очень сильные колдуны, обладающие особыми знаниями и особой мудростью. К тому же считалось, что у них должны быть особые сакральные предметы, которых в распоряжении обычных знахарей, конечно же, не было. Подготовительный процесс и лечение было очень длительным.

На севере Карелии в конце XIX века Сергей Потафьев в деревне Киисйоки рассказывал слышанное от деда. Карелы считали, что если калма длится очень долго и при этом не наслана каким-либо колдуном, а пристала в лесу, то к ней присоединилось еще и враждебное по отношению к человеку воздействие различных пород деревьев, которые, согласно мифологическим взглядам, воспринимались карелами как живые существа. В таком случае иного способа изгнать болезнь, кроме как в бане, не было. Следовало натопить баню особыми дровами. Для этого шли в лес и собирали сушняк всех видов деревьев, которые растут в данной местности. Плюс к этому обязательно использовались засохшие пни, поваленные грозой и бурей деревья. В веник тоже добавляли свежие ветки от всех пород деревьев. Воду брали из глухой ламбы, ключа и речного порога. В эту воду опускали череп человека, лошади, собаки, кошки, змеи, лягушки, ящерицы, медведя, talvijaisen, глухаря, орла, щуки. Затем добавляли шершня, старый молот из кузницы, которым раньше ковали железо, и камни из порога, которые достали из такой глубины, до которой не доходит солнечный свет. При этом всегда следовало прятать эти камни в такой темноте, чтобы луч солнца не коснулся их и во время хранения. Еще требовались щепки, найденные на месте старой поленницы, при этом подчеркивается, что не должно быть известно, кто их рубил. К этому добавлялись старые, вышедшие из употребления деньги, наросты со стволов всех пород деревьев и нитки, опавшие на пол во время тканья. Затем эту воду со всем содержимым греют на каменке в котелке. При этом колдун tietäjä постоянно помешивает ее старым мечом, «бывшим в сражениях», читая заговоры о происхождении synty всех этих предметов, лежащих в котле. Только после этого в баню приводят больного. Его знахарь в первую очередь обливает холодной водой. Затем рвет и со злостью срывает с него одежду, произнося «в злобе и исступлении» заговор. Он обращается к нечистой силе, черту или сатане perkkele, saatana, прося ее при помощи его рук забрать болезнь, при этом называет больного своим сыном:

Ota, perkele, panosi,
Saatana, satahisesi,
Minun käsin käytyväni,
Hengin huokaeltuvani!
En minä yritä yksin
Enkä kaksin kaapsahtele.
Jos minä yritän yksin,
Yheksän yrittänevi,
Jos minä kavahan kaksin,
Kaheksan kavahtanevi
Minun poijan puolellani,
Yksinäisen ympärillä.

Забери, черт, насланное,
Сатана, причиненное,
Моими руками излечиваемое
Дыханием выдуваемое!
Я не один пробую,
И не вдвоем скачу.
Если я пробую один,
Девятеро пусть присоединятся,
Если я скачу один,
Пусть восемь заскачут
На стороне моего сына,
Вокруг единственного.

Затем знахарь начинает парить больного, призывая на помощь Бога, если для исцеления не хватит его собственных сил: